– Ну что ты. Он так занят, сейчас такая запарка во всем. Он и не замечает ничего. А если бы замечал, то только обрадовался бы тому, что у меня появился такой чудесный водитель.

Она погладила Александра по плечу, а он отвернулся, чтобы она не видела его выражения лица. Он просто проглотил фразу: «Ты неисправима!» Даже Кольцову стало все понятно в течение двадцати минут.

Аня металась по квартире Артема. Это случилось! Это произошло так ужасно, она даже не могла себе представить, что будет так. Он больше ее не касается. В эту ночь остался спать или работать в кабинете. Утром она услышала, что он вышел, отправился, как всегда, в тренажерный зал, потом долго принимал душ. Аня заставила себя притащиться в кухню, чтобы включить кофеварку. Ей уже не требовалось тереть нос и глаза, они и так постоянно красные. Под глазами – тени от бессонниц. Она кашляет, и это больше не симуляция. Она так старательно изображала болезнь, что заболела на самом деле.

Артем сначала стоя выпил чашку кофе, потом спокойно посмотрел на нее:

– Аня, сегодня придет работница убирать. Через два часа пришлю за тобой машину. Тебя отвезут домой. Оттуда позвони мне, если будешь плохо себя чувствовать. Я вызову врача. Болезнь действительно затянулась. Весна, авитаминоз. Нужно принимать витамины. Да, ключи от квартиры повесь, пожалуйста, на место в холле. Пока. Звони.

Если бы он ее как-то подготовил. Предупредил хотя бы за пару дней. Но так… Так выбрасывают прохудившийся коврик у порога. У нее два часа! Пока она металась, у нее были разные мысли. Броситься в пролет с площадки второго этажа. Не разобьется, но точно что-нибудь сломает. Или лечь в ванную и порезать себе вены. Не умрет, потому что ее найдет работница. Или… Прыгнуть с подоконника на асфальт во дворе. Шестой этаж. Может и разбиться насмерть. Но пусть все знают, до чего он доводит девушек.

Аня вцепилась ногтями в свои руки. Вскрикнула от боли. Боль… Если бы как-то без нее… И тут она вспомнила про Дениса. «Да я ж забыла совсем». Она бросилась в спальню, схватила телефон. Денис не отвечает. Он в это время может быть в магазине на разгрузке. Телефон оставляет в кармане куртки. Это же долго! У нее нет времени! Через два часа машина. Уже меньше. Через полтора. Почему-то этот срок и эта машина казались ей приговором, после которого уже не будет ничего. Даже возможности позвонить Денису. Ее мозг просто пылал. Она не могла не только начать собираться, она не могла зафиксироваться. Она еще здесь. У нее мало времени. Но нужно что-то сделать. Понятно, что вернуться сюда уже не придется.

Аня побежала в кабинет Артема. Дверь была открыта. Работница ведь придет. Она влетела туда, стояла посреди комнаты и тряслась, сжав кулаки. Она смотрела на удивительно красивый, старинный письменный прибор из черненого серебра. Антикварная тяжелая ручка, которая переделана в гелиевую. Нож для резки бумаг, чернильница, в которой лежат какие-то мелкие вещи. Такая же зажигалка: под необработанный камень для высекания огня. На самом деле она уже современная и рабочая. Артем ею пользуется в те минуты, когда курит свою трубку. Когда смотрит передачи Дины.

«Вот, – подумала Аня. – Вот. Я спалю здесь все к чертовой матери».

И протянула к зажигалке руку, рука дрогнула. Работница, водитель… Они же вызовут полицию. Ее арестуют, ее посадят в тюрьму. И она схватила нож для резки бумаг. Руки тут же перестали трястись. Она пошла совершенно сознательно и уверенно к столику с фотографиями в рамках. Взяла портрет Дины в купальнике, вытащила, торопясь. А потом медленно, почти с наслаждением резала этот отпечаток прекрасного лица и полуобнаженного тела ножом. И тут позвонил Денис:

– Аня, я в магазине. Телефон был в куртке. Что-то случилось?

– Да. Все случилось. Дэн, я не хочу жить. Я и не буду жить. Меня выбрасывают, как половую тряпку, больную, с температурой. Сюда едет водитель. Я точно знаю, что это из-за нее. Из-за Дины. Она ему что-то пообещала.

– Где они сейчас?

Аня нажала на пульте ту кнопку, которая давала картинку студии. Там сидела Дина за столом. Вытирала платком глаза.

– Они на работе, Денис. Оба. Ты помнишь, где это? Дэн, я хочу, чтобы… только ее. А он пусть мучается. Тут и я пригожусь.

– Конечно. Так я пошел? До свидания, Аня. Вспоминай.

Артем подписывал документы, секретарша стояла у стола. Он дал ей не глядя.

– Ой, вы не там подписали, Артем Витальевич.

– Не может быть!

Артем посмотрел. Да. Первый раз в жизни. Каждое его движение давно выверено до автоматизма. Просто сегодня… Он смял и бросил бумаги в корзину, велел переделать.

В кабинет вошел оператор. Посмотрел на работающий монитор.

– Здравствуйте, Артем Витальевич. Ну, вы видите, не идет у нас сегодня. Шесть дублей записал с Диной Марсель. Двух слов не получится вырезать для эфира. Не в форме она. Никогда такого не было. Расплакалась сейчас. У меня предложение. Срочно дать замену. Есть два ведущих сейчас в студии. Я спросил. Да на пять минут найдется у каждого новостей.

– Нет, – рявкнул Артем. – Она была предупреждена: не надо самой таскаться на этот процесс над садистом. Материал в редакции лежит, нормальный, официальный, строгий. Прочитала бы – и без дублей бы прошло. Ее тема. Сейчас одни всхлипы и кудахтанье, как у наседки! Виктор, я прошу тебя, продолжай писать до упора. До кондиции. У нас, в конце концов, по плану именно этот материал. Ее рыдания и страдания никого не волнуют. Я ей плачу за их отсутствие в кадре. Она – профессионал. Истеричек на ее место выше крыши. За лишнюю работу, разумеется, ты получишь другие деньги. Из ее гонорара.

– Работать я буду, конечно, раз вы говорите. Хотя я бы так не поступил с женщиной. Но ее гонорар не возьму.

– А я что: задавал тебе какой-то вопрос? Я просто озвучил свое решение.

Оператор дошел до двери, потом повернулся:

– Хороший вы руководитель, Артем Витальевич. Горжусь, что здесь работаю. Только вам не люди нужны. Вы нас всех за крепостных держите. Даже Дину. Она – особенная. Потому и плачет. Короче, денег ее не возьму. Можете увольнять. Устроиться сейчас трудно, но хочется человеком остаться.

Артем, насупившись, смотрел в стол.

– Работай, Витя, – произнес он. – Все будет нормально. Вытащи эту передачу. Получишь и ты, и она, что вам полагается. Крепостные… Не знал, что меня так коллеги «любят». Я ценю тебя. Знаешь, как я отбираю людей. Тебя вообще переманил. А с Диной… У меня тоже есть нервы. На это было невозможно смотреть. Пусть умоется, потом опять грим – и в работу. Удачи. Я жду.

– Спасибо, – сказал оператор и вышел.

Артем закурил трубку и напряженно уставился на монитор.

«Ну вот, – вздохнул он облегченно через сорок минут. – То, что нужно. Что доктор этому козлу прописал. Теперь ему мало не покажется».

Он сидел и продолжал смотреть, как Дина улыбается виновато, как извиняется перед группой. Встала из-за стола и схватилась рукой за спинку стула. Покачнулась от усталости и напряжения. Плохо за ней смотрит ее адвокат. Надо было сказать, чтобы не лезла, куда ей нельзя. Даже Артему это дело было бы тяжело слушать в зале суда. Надо читать сжатый, косноязычный, как водится, материал репортеров новостных каналов. Эмоций Дине хватает и на их основе.