Ветер уже стих. Луна, пробиваясь сквозь тучи, озаряла землюпеременчивым слабым сиянием. Он ощутил вокруг себя запахи шотландских сосен,увидел темную холодную землю. Храбрые всходы ранней весенней травы сминались унего под ногами. Эш почувствовал слабый запах первых цветов.

Стволы деревьев были приятно шершавыми, когда он касался ихпальцами.

Долгое время он продвигался все вперед и вперед, иногдаоступаясь, иногда хватаясь за толстый ствол, чтобы удержать равновесие. Он неостанавливался, чтобы перевести дыхание. Он знал этот склон. Он знал каждуюзвезду над головой, хотя облака старались укрыть их от его взгляда.

Несомненно, звездные небеса возбуждали в нем странные,болезненные эмоции. Остановился он, лишь достигнув вершины горы. Длинные ногислегка побаливали, как, возможно, им и полагалось. Оказавшись в этом священномместе, которое для него значило больше любого другого клочка земли во всеммире, он вспомнил время, когда конечности его не болели, когда он мог безустали взбираться на холмы большими размашистыми шагами.

Не имеет значения. Что для него эта слабая боль? Онапозволяла ему проникнуться болью других. А люди вынуждены испытывать неимоверноболее тяжкие страдания. Вспомнить хотя бы об этом цыгане, уснувшем в теплойпостели, которому снится его ведьма. А боль – всегда боль, независимо от того,физическая она или душевная. Ни самые мудрые из людей, ни сам Талтос никогда неузнают, какая из них хуже: боль сердца или боль плоти.

Наконец он повернул и стал искать еще большую высоту, упорновзбираясь по склону, даже когда тот казался немыслимо крутым, то и делоцепляясь за ветки и твердые скалы, чтобы удержать равновесие.

Поднялся ветер, но не сильный. Ногам и рукам стало холодно,однако ощущение нельзя было назвать нестерпимым. В действительности холодвсегда освежал его.

И в самом деле, благодаря заботам Реммика на нем было пальтос меховым воротником, благодаря ему самому на нем была теплая шерстяная одежда,благодаря небесам, возможно, боль в ногах не усиливалась, только ныли онинесколько ощутимее.

Земля под ногами осыпалась. Он мог бы упасть здесь, если быне деревья, которые, как высокие перила, охраняли его безопасность, даваливозможность подниматься все выше – и довольно быстро.

Наконец он свернул и попал на тропу, о существовании которойему было давно известно. Она извивалась между двумя слегка возвышающимисяхолмами, на которых сохранились нетронутыми старые деревья. Удивительно, но,похоже, их щадили все те, кто вторгался сюда уже в течение целых столетий.

Тропа спускалась к небольшой долине, усеянной острымикамнями, которые кололи ноги и заставили его не единожды потерять равновесие.Затем он снова пошел вверх, думая о том, что холм можно было бы назватьсовершенно непроходимым, если забыть о том, что он поднимался на него и раньше.Он не сомневался, что и на этот раз сила воли поможет ему преодолеть всепрепятствия.

Наконец он вышел на маленькую поляну, и взгляд егососредоточился на нависающей в отдалении остроконечной скале. Деревья росли такгусто, что он с трудом отыскивал тропу или даже просто устойчивую опору дляног, однако продолжал продвигаться, давя ногами низкорослую поросль. Повернувнаправо, он увидел далеко внизу, за громадной глубокой расселиной, воды озера,сияющие в бледном свете луны, а еще дальше – высокие скелетообразные руиныКафедрального собора.

У него перехватило дыхание. Он не знал, что здесь многоеперестроили. Охватив взглядом картину в целом, он смог, как ему казалось,представить весь крестообразный план церкви и множество приземистых палаток истроений, несколько мигающих огоньков, не превышающих по величине булавочнуюголовку. Он остановился отдохнуть, опершись на скалу, прочно закрепился ииздали смотрел на этот мир, каким он стал, не опасаясь оступиться или скатитьсявниз.

Он знал, что это значит: падать и падать, зацепиться,вскрикнуть и… не удержаться – и вот уже беспомощное тело с многочисленнымиушибами и синяками приземляется на ровной площадке внизу.

Пальто его было порвано. Ботинки промокли от снега.

На мгновение запахи этой земли охватили его и подавили вседругие ощущения настолько, что он почувствовал почти эротическое наслаждение,пронзившее все тело, сжавшее чресла и прошедшее волной по коже.

Он закрыл глаза, и нежный, безобидный ветерок дунул ему влицо, охладил пальцы.

«Уже близко, совсем близко. Все, что тебе нужно сделать, этовзобраться наверх и свернуть перед серым валуном, который видишь сейчас присвете луны. Через мгновение она скроется за облаками, но для тебя это не имеетзначения».

До его слуха донесся отдаленный звук. На миг Эш подумал,что, возможно, ему это кажется. Но звук не стихал: мерный бой барабанов итонкое ровное завывание дудок – мрачная музыка, лишенная ритма и мелодии. Звукивнезапно повергли его в панику, а затем вызвали растущее беспокойство. Онистановились все громче, или, скорее, он сам все внимательнее к нимприслушивался. Ветер внезапно затих. Барабанный бой усиливался, доносясьоткуда-то с нижних холмов, дудки продолжали ныть, и он снова попытался уловитьв этом шуме хоть какую-то закономерность. Тщетно. Эш скрипнул зубами и прижалладонь руки к правому уху, чтобы заглушить звук окончательно.

«Пещера. Подняться и войти. Повернуться спиной к барабанам…Какое отношение они имеют к тебе? Если бы им было известно, что ты здесь, сталибы они играть старинную песню, чтобы заманить тебя внутрь? И помнят ли они досих пор те песни?»

Он оттолкнулся от скалы, пошел дальше и, обойдя вокругвалуна, ощупал его холодную поверхность обеими руками. В двадцати футахвпереди, возможно чуть подальше, находился вход в пещеру, заросший кустарником,скрывавшим отверстие от других скалолазов. Но он знал о беспорядочномнагромождении камней над входом и стал обходить его сверху. Ветер свистел междусосен. Он отталкивал от себя густые заросли, мелкие ветки царапали руки и лицо.Это его не трогало. Наконец он вступил в полную тьму. И свалился, тяжело дыша,возле стены. Снова закрыл глаза.

Из глубины не доносилось никаких звуков. Лишь ветер пел, каки прежде, милостиво заглушая отдаленный бой барабанов, если они и в самом делевсе еще производили этот ужасный шум.

– Я здесь, – прошептал он.

И тишина отступила от него – быть может, куда-нибудь вглубину пещеры. Но никакого ответа не было. Осмелится ли он произнести ее имя?