Он сделал робкий шаг, потом другой. Он продолжал двигаться,держась обеими руками за близко расположенные стены, касаясь волосами потолканад головой, пока наконец проход не расширился и эхо от собственных шагов несообщило ему, что потолок поднялся над ним на новую высоту. Он ничего не могразглядеть. На мгновение его охватил страх. Быть может, он шел с закрытымиглазами, доверяясь ушам и рукам, которые вели его все вперед и вперед? А теперь,когда он открыл глаза, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, везде царила абсолютнаятьма. Он едва не упал от страха. Глубокое интуитивное ощущение подсказывалоему, что он здесь не один. Но он не желал бежать, отказывался пробираться вотьме, словно перепуганная птица, неуклюжая, униженная, возможно дажепоранившаяся в этой спешке.

Он двигался быстро, не видя ни одного проблеска во тьме. Еготихое дыхание было единственным звуком, нарушавшим тишину.

– Я здесь, – прошептал он, – я сноваздесь. – Слова уплывали от него в небытие. – Ох, пожалуйста, еще раз,ради милосердия…

Молчание было ему ответом.

Даже в этом холоде его прошиб пот. Он ощущал влагу на спине,под рубашкой, вокруг талии, под кожаным ремнем, державшим его шерстяные брюки.Он чувствовал влагу как нечто грязное и жирное на лбу.

– Почему я пришел? – спросил он приглушеннымголосом, а затем заговорил громче: – В надежде, что вы снова протянете мнеруку, как поступали прежде, утешите меня! – Чрезмерная высокопарностьсобственных слов потрясла его самого.

Его влекло в эти места не нежное предвидение, а воспоминанияо долине, которые никогда не покидали его. Борьба, дым… Он услышал крики! И ееголос, исходящий из ревущего пламени:

– …Проклят, Эшлер!

Ярость и жар проникли в его душу, как только эти словадолетели до ушей. На мгновение он почувствовал прежний ужас, и его вновьохватило сознание вины.

– …Пусть мир вокруг тебя рухнет, прежде чем кончатсятвои мучения.

И опять тишина.

Он должен вернуться назад, ему теперь необходимо найтикратчайший путь. Он может упасть, если останется здесь, не способный видеть, неспособный ни на что другое, кроме как вспоминать былое. В панике он повернулсяи ринулся вперед, пока не ощутил под пальцами грубый камень холодных стенузкого прохода.

Когда наконец он увидел звезды, из груди его вырвался стольглубокий вздох, что на глаза едва не навернулись слезы. Он спокойно стоял,держа руку у сердца, а бой барабанов усиливался, возможно, потому, что ветеропять стих и уже не относил звуки в сторону. Появился какой-то ритм, быстрый иигривый, а затем снова медленный – это было похоже на барабанный бой,сопровождающий экзекуцию.

– Нет, прочь от меня! – прошептал он.

Ему следовало немедленно бежать прочь, подальше от этогоместа. Каким-то образом его известность и состояние должны были помочь ему припобеге. Он не мог позволить себе оказаться беспомощным на этой высокой скале,перед лицом ужасающего барабанного грохота и завывания дудок, исполняющихтеперь несомненно угрожающую мелодию. Как мог он быть настолько глупым, чтобыприйти сюда? И эта пещера – словно живая, дышащая ему в спину.

«Помогите мне!» Где сейчас те, кто подчиняется каждой егокоманде? Он проявил непростительное безрассудство, когда отослал их иотправился сюда в одиночестве. Душевная боль была так остра, что из груди егоневольно вырвался тихий звук, словно плач младенца.

Он направился вниз. Его не заботило, что он рискуетоступиться или в клочья разодрать одежду. Волосы цеплялись за деревья илискалы. Он дергал их, чтобы освободиться, и шел, не останавливаясь, ступаяизраненными ногами по скалам.

Барабаны били все громче. Ему приходилось пробираться вблизиих. Он вынужден был слушать завывания дудок и их гнусавые пульсирующие звуки,жуткие и интенсивные. Нет, он не поддастся. Сползая вниз, он старался прижиматьруки к ушам, но не мог не слышать дудок – их мрачных каденций, медленных имонотонных, внезапно заполняющих мозг, будто исходивших изнутри его самого иобволакивающих его снаружи.

Он пустился бежать, упал и разорвал тонкую ткань брюк,бросился вперед и упал снова, изранив руки об острые камни и колючие кусты. Новсе равно продолжал пробираться дальше, пока неожиданно барабаны и дудки незазвучали со всех сторон. Пронзительная песнь заманила его в ловушку, словно вверевочную петлю, и он кружился и кружился, не способный высвободиться, и,открыв глаза, сквозь лесную чащу увидел свет пылающих факелов.

Они не знали о его присутствии. Не уловили его запаха, неуслышали его движений. Возможно, ветер, бывший на его стороне, помог ему итеперь. Он держался за стволы двух низких сосен, как за прутья тюремнойрешетки, и глядел вниз, на небольшое темное пространство, где они играли итанцевали в маленьком нелепом кружке. Как неуклюжи были их движения! Какимижуткими казались они ему!

Барабаны и дудки создавали ужасающий шум. Он не могдвигаться, а мог только наблюдать, как они прыгают и кружатся, отступают назади возвращаются обратно. Одно маленькое создание с длинными, лохматыми седымиволосами продвинулось в круг и, вскинув вверх крошечные уродливые ручки,вскрикнуло, перекрывая завывания музыки, на древнем языке:

– О боги, смилуйтесь над своими заблудшими детьми.

«Смотри, – сказал он себе, хотя громкая музыка непозволяла ему четко произнести эти слова даже мысленно. – Смотри, непозволь себе подчиниться этой песне. Видишь, в какие рубища они одеты, видишьпатронташи у них на ремнях? Видишь пистолеты в их руках? Обрати внимание,только взгляни, как быстро они выхватывают оружие для стрельбы и крошечныевспышки пламени вылетают из стволов! Выстрелы звучат в ночи!»

Факелы почти угасали на ветру, затем вспыхивали с новойсилой, словно распускались какие-то жуткие цветы.

Он чуял запах горящей плоти, но его не было на самом деле –это были только воспоминания. Он слышал вопли.

– Проклинаю тебя, Эшлер!

И гимны, о да, гимны и псалмы на новом языке, на латинскомязыке, и эта вонь от истребляемой плоти!

Резкий громкий крик прорвался сквозь шум… Музыкапрекратилась. Лишь один барабан, возможно, два пробили пару унылых ударов.

Он осознал, что это был его крик, и они услышали его.«Бежать? Но почему бежать? Для чего? Куда? Тебе незачем бежать дальше. Тыбольше не принадлежишь этому месту! Никто не сможет тебя задержать здесь».

Он наблюдал в холодном молчании, его сердце стучало, покамаленький кружок людей собирался вместе. Толпа медленно двинулась к нему.

– Талтос! – вскричал грубый голос.

Они уловили его запах! Группа рассыпалась с дикими воплями,затем снова слилась в одно целое.