Сейчас я тебе напомню тренинг с шампанским! Делаю к ней шаг.

— Так… — пятится, отгораживаясь от меня раскрытой ладонью.

— Не нарушайте мою… Как её? Личную зону.

В недоумении зависаю. Что происходит? Внимательно всматриваюсь в её глаза. Я не психолог, конечно. Но считать могу не хуже психолога. Проф деформация…

Обиделась, что ли? А на что? Обиды женские я выношу с трудом. Но Синичкиной прощается, дурочка ещё совсем.

— Иди ко мне, — смягчаюсь я. — Я соскучился.

Потом её выпорю!

Отгораживается от меня стулом.

— Я Вам за помощь очень благодарна, — гордо, с аристократическим страданием в голосе. — И готова Вам помочь с Аришей. Но жить здесь не буду. Буду приходить… И уходить, когда Вы возвращаетесь.

— Мм. Как интересно… — начинает неметь моё лицо от бешенства.

Чувствую, как подрагивает мышца, дергая уголок рта.

— А жить будешь где? В соседском доме, да?

— Что? — делает вид, что не понимает.

— С Герой, говорю, нормально прокатились?!

— А причём здесь Гера?! — удивлённо.

— То есть, он не для себя даже?

— Мне иногда кажется, что у вас там пуля! Или снаряд! — тыкает пальцем себе в висок.

Закрываю глаза. Алла Борисовна уже поведала? "Кажется" ей. Нашла чем уязвить! А с виду фея феей.

«Выметайся к чёрту!!» — хочется рявкнуть мне, но вслух не говорю. Потому что я в этой истории не главный персонаж, к сожалению. Главный Ариша.

Сжимая челюсти, разворачиваюсь на пятках и иду к дочери. Чтобы видеть, чувствовать… И не позволить бурлящим во мне эмоциям порвать сейчас эту… эту…

Так, стоп. Дура она просто.

У меня снаряд, да. И даже может он как-то влияет на моё поведение, кто знает? Но, черт возьми…

Неверяще качаю головой. Что-то словно раз и сломалось между нами.

Я вчера тебя обидел?

Ариша, чувствуя моё напряжение, залезает на колени. На автомате взъерошиваю теперь короткие волосы.

— Почему они короткие?

— Длали… длали… — не отрывая глаз от планшета. — Чик и класота…

— М. Всё понятно, — вздыхаю я. — И что потом?

— Я хотела писать. Бандит нас пливез.

— А где вы его встретили?

— Как Вам не стыдно, ребёнка пытать, — фыркает стоящая в арке Ася.

— Я, может, мнение твоё спросил на этот счёт?! — цежу я, не сдержавшись. — Ариша обедала?

— Не успели мы, — поджимает обиженно губы Синичкина.

— Значит, тебе есть чем заняться, верно?

Резко отвернувшись, уходит, гремит на кухне посудой.

Тискаю на автомате дочку, прижимая к себе. Поглядываю на часы. Надо ехать…

Из кухни пахнет молоком. Мой желудок урчит. Захожу, открываю холодильник.

— Сейчас молочный суп будет готов, — обиженно.

— Покормишь Аришу. Я обойдусь, — быстро делаю себе бутерброд, вспоминая зачем-то, что буду как "индюк". И в горло не лезет.

— Что ещё тебе поведала Алла Борисовна? — психую я.

— А есть что-то ЕЩЁ? — вздох. — Вы, Богдан, позвонили бы жене, помирились.

— На будущее — эту тему комментировать не надо! Я сам в состоянии решить — что и когда мне делать. Снаряд, слава Богу, мне эту способность не отбил. А про примирение, это к чему?

— Чтобы я спокойно могла уйти. Чтобы Булочка не переживала.

— А что случилось-то вдруг? — швыряю на стол полотенце. — Вчера нормально всё было, нет?

— Нет… — не оборачиваясь.

Так. Сглатываю. Таких предъяв в мою сторону ещё ни разу не случалось.

— А можно как-то развёрнуто объясниться.

— Девушек посторонних на колени не надо садить, — припоминает мне мой выговор. — Они знаете ли, тоже могут… — гаснет её голос.

Перевариваю месседж.

— Каких ещё посторонних? Ты совсем что ли? На моих коленях кроме тебя никто не сидел.

— А я про себя, Богдан Максимович! — разворачивается.

Взгляд горит праведным гневом.

— Какая ты чужая-то? — дёргаю бровью.

— А что уже присвоили?!

— А ты вроде как не сопротивлялась, — с недоумением присматриваюсь к ней. — Ну… Особенно не сопротивлялась.

— А вам молочка не налить? — оскаливается, стуча коробкой с молоком по столу перед моим лицом. — За вредность. А то на двух работах упахались, наверное.

— Ты, короче… — встаю я.

Со стуком ставлю молоко обратно перед ней.

— Метафоры — не твоё. Яснее изъясняйся! Чо не так?! — свирепею я.

— Паспорт, — тянет руку Ася.

— Да в сумке твой паспорт, зачем он мне?

— Ваш!

— Зачем?

— Ну! — требовательно.

На автомате, вытаскиваю из нагрудного кармана. Вырывает из рук. Листает.

Ооо, фак! Мгновенно доходит до меня.

— Вот, пока с прошлого места работы не уволены, — шлёпает им передо мной, раскрытым на печати о браке. — Вы мне свои "бутылки с шампанским"… в руки не суйте! И вообще! Я не пью из чужих бутылок…

Моё воображение тут же рисует, как Ася "пьёт из бутылки". Тело, не кстати, тут же отзывается.

— Ой, всё! — зажмуриваясь, топает ногой Ася, поймав мой застывший в фантазиях взгляд.

Ах, Алла Борисовна! Ну до чего же Вы… удивительный человек!

Сдерживая рычание, сжимаю руки в кулаки и закатываю глаза.

Нахрена ей было это говорит?! Я сам бы сказал, когда нужно!

Медленно выдыхаю.

— Понял. Наезд засчитан. Виноват, — кратко рублю я. — Но я всё объясню, Ась.

Пытаюсь дотянуться до её кисти. Отдергивает руку.

— Не надо мне ничего!

Внезапно за её спиной вскипает молоко, поднимаясь белой шапкой. Вскрикнув, оборачивается. Испуганно и растерянно хватает сотейник за стальную ручку, поднимая его вверх.

— Ася! — рявкаю я, подлетая со стула.

Идиотский сотейник, давно пора его списать было, сколько раз я обжигался об него?

Охая, роняет его в раковину.

— Газ надо выключать! — зло ругаю её я. — Газ!

Бестолочь!..

— Господи…

Съезжает спиной по стене и горько плачет, пряча обожжённую руку. Достаю из холодильника пену от ожогов, присаживаюсь перед ней на колени.

Бедная моя девочка…