– Но вы занимались, по крайней мере, любовью с несколькимиженщинами? – услышала она вопрос своего героя и опять удивилась его способностичитать ее мысли. Она молчала; Марио снова начал читать стихи, она плохо егослушала, но поняв, что он говорит о женских ногах, обрадовалась – ноги, значит,привлекли его внимание.

– С несколькими женщинами, – вернулся к прежнему сюжетуМарио. – Я имею в виду одновременно.

– Да, – ответила Эммануэль.

– О, – воскликнул он. – Вы не столь уж невинны!

– А почему я должна быть невинной? Я никогда на эту роль непретендовала, – заявила Эммануэль с нервным смешком.

Самое худшее, если заподозрят в добродетели. Недостаточнопоказывать голые ноги, чтобы к ней относились с уважением, она сейчас вскочитна диван и окажется вся голая. Она еле подавила в себе это желание. Но если иподобная демонстрация не убедит ее хозяина, у нее в запасе есть еще что-то,чему она научилась под душем. Она вся полыхала, но итальянец оставалсяневозмутим. Он, кажется, предпочитает эротизм теоретический эротизмупрактическому… Но допрос еще не кончился.

– А как это происходило, когда вы были с двумя женщинами?

Нетерпение сжигало Эммануэль. Чтобы покончить с этим устнымэкзаменом, она принялась рисовать картины, где воображению было отведено кудабольше места, чем реальности. Но Марио нельзя было удивить смелыми образами.

– Все это кажется мне детскими игрушками. Пора взрослеть,моя дорогая.

И тогда, желая отомстить ему, не понимая, чем она рискует,она выпалила:

– А вы? Вы сами-то лучше всего управляетесь с мальчиками?

Марио не проявил ни малейшего признака смущения. Голос егозвучал негромко, но уверенно:

– Дорогая моя, мы вам скоро это покажем.

Он что-то сказал по-английски Квентину. Боже мой,перепугалась Эммануэль, неужели они прямо здесь начнут свой показ.

САМ-ЛО

Квартал, открывшийся перед глазами Эммануэль, совсем не былпохож на застроенные громадными домами авеню. Не походил он и на улочки, вглубине которых прячутся за листвой уютные особняки и бунгало. Он не напоминалничего из того, что встречалось Эммануэль в ее прогулках по Бангкоку. Уж неприснился ли ей этот квартал? Слишком нереальным казался пейзаж в лунном свете.Опасливо переступая туфлями-лодочками на высоких, каблуках, идет она вслед заМарио по узкой – не шире ступни – доске, переброшенной к причалу, Квентиндвижется сзади. Густая темная вода канала лижет причал. Доска пружинит подногами, как трамплин: рано или поздно, думает Эммануэль, они свалятся в тину.

У причала путь не заканчивается. Надо идти еще дальше, поеще более трухлявой и неустойчивой доске. Так движется это трио, и ничто непредвещает скорого окончания дороги. Эммануэль кажется, что она давно покинулаобитаемый мир. Даже воздух здесь пахнет совсем не так, как в оставленном заспиною другом мире. Тени резки, ночь так тиха, что трое путешественников неосмеливаются нарушить этот священный покой не только голосом, но и дыханием.Полчаса назад Марио прямо из окна подозвал лодочника, и они отплыли избревенчатого дома, нависшего над каналом. Затем они высадились на каком-топричале, к которому надо было еще перебраться с лодки по узкой доске. Эммануэльтак и не смогла понять, была ли это заранее намеченная остановка или же Мариопринял решение внезапно. И вот теперь они идут вдоль узкого настолько узкого,что даже сиамские лодки не могут сюда проникнуть – канала, лежащегоперпендикулярно большому, по которому они плыли.

Это скорее желоб, а не канал. По обеим его сторонам стоятприземистые лачуги из бамбука или толя, прикрытые пальмовыми ветвями. Окна идвери наглухо закрыты, как во время чумы. Как они там не задохнутся, удивляетсяЭммануэль. Она понимает жизнь тех, кто ютится в сампанах, спит под открытымнебом, но что спрятано здесь, какие тайны скрывают эти люди за запретнымидверями и закрытыми окнами?

С каждым шагом впечатление фантастичности усиливается. Почтиневероятно, чтобы эта странная улица мертвой воды и мертвых деревьев, покоторой идешь, как канатоходец, могла тянуться так долго и никуда не вести. Аднем, когда туземцы выползают из своих логовищ, как они умудряются разойтись наэтой единственной узкой тропе? Эммануэль с ужасом думает о тех акробатическихдвижениях, которые им придется совершать, если кто-то повстречается на пути. Новряд ли это произойдет сейчас: страна, куда привели ее спутники, похожа налунный пейзаж, так что живые люди не могут попасться навстречу.

Однако тут же из одной лачуги выходит мужчина. Высокий,мускулистый торс. Темная тряпка, вероятно, красного цвета, покрывает чресла. Онзадумчиво распускает ее, глядя на три приближающиеся фигуры. Теперь он голый.Он мочится в воду. Эммануэль никогда не видела, даже в воображении, такиемужские стати. Сейчас, в спокойном состоянии, мужчина вооружен гораздо лучше,чем Жан в минуту атаки. «Здорово», – произнесла она про себя. Мужчина и сам посебе был хорош. Не более метра разделяло их, когда она проходила мимо него, ион взглянул на нее. Она думала только об одном: что же будет, когда эта лошадкавстанет на дыбы. Но мужчина смотрел на ее полуголые груди, и никакого волненияне чувствовалось в нем, ничто не пошевелилось. Канатоходцы прошли мимо.

Перекресток.

Таинственный путь разветвляется. Марио размышляет.Переговорив с Квентином, он выбирает, наконец, одну из ветвей. Эммануэль неуверена в правильности выбора – уж слишком долго они путешествуют. Но онаничего не говорит.

Она вообще не произнесла ни слова с тех пор, как онивыбрались из лодки и ступили на берег.

И вдруг она вскрикивает.

Деревянная дорога делает поворот и вливается в какое-топодобие двора. И то, что она издали приняла за дерево, оказывается огромнойфигурой Чингиз-хана, с висячими усами, налитыми кровью глазищами, кинжалом напоясе, кинжалом в руке. Вот оно, начинается колдовство! Монголы, делаяужасающее гримасы, возникают перед ней. Сейчас… И Эммануэль заливается смехом.Чары рассеиваются.

– Ох, уж эта кинореклама. Как странно выглядит она в такомместе, – произносит Эммануэль первые за эту ночь слова. – Я хотела бы знать,как сюда доставляют эти декорации? Разве сюда можно пройти иначе, чем по этойузкой дощечке?

– Нет, – говорит Марио и ничем не дополняет свой ответ.

Они пересекают склад рекламных макетов, проходя между ногВеликого Хана, входят в маленький дворик, видят пробивающуюся из-под дверейполоску желтого света. Марио стучит, зовет и, не дождавшись ответа, входит.Спутники следуют за ним. Эммануэль начинает беспокоиться все больше и больше.Очень уж неприятно смотрится это место. Трудно определить, чем здесь пахнет:какая-то смесь пудры, дыма, лакрицы и чая. В комнате, куда они вошли,единственная мебель – скамья, покрытая драной циновкой. Грязная, когда-тобывшая голубой занавеска закрывает глубину комнаты. Почти тотчас же онараздвигается, и входит женщина. Ее вид немного успокаивает Эммануэль. Этостарая китаянка: ей не меньше ста лет, прикидывает Эммануэль. У старухиморщинистое, круглое, как блин, лицо. Кожа почти оранжевая, седые волосыуложены в шиньон. Глаза и губы едва угадываются в складках кожи. Когда старуханачинает говорить, во рту ее черным лаком поблескивают зубы. Руки спрятаны врукава кофты из блестящего шелка.