Ей снова была предложена трубка. Огонек горел, но затяжки неполучилось. Не было тяги, и китаянка снова пронзила красноватую жемчужинустальной иглой. Со второй попытки дебютантке удалось сделать маленькую затяжку.Довольная, она рассмеялась.

– Мне нравится вкус, – объявила она. – А еще больше запах.Напоминает карамель, но только немного царапает горло.

– Надо запивать чаем.

Марио распорядился, служанка вышла и вскоре вернулась стремя маленькими, расширяющимися кверху чашками без ручек и таким же маленькимкипящим самоваром. Чайник-лилипут был доверху наполнен зеленым чаем. Осторожноона плеснула туда кипящую воду и разлила по чашкам: зелье приобрело медныйцвет. Мощный аромат поднялся над чашками: пахло скорее жасмином, чем чаем.Эммануэль прихлебнула, обожглась и вскрикнула.

– Надо втягивать воздух губами одновременно с глотком, чтобыостудить чай, – наставительно сказал Марио. – Или, точнее, чтобы пить кипящийчай безболезненно. Вот так.

И, взяв чашку, он с шумом втянул в себя воздух.

– Но это же признак дурного тона, – возмутилась егосотрапезница.

– В Китае это считается вежливостью.

Возбужденная неведомым прежде опытом, Эммануэль хотелаповторить его.

– Я уверена, что на этот раз увижу потрясающие видения! Чтомне может пригрезиться?

– Ничего. С первого раза опиум не дает видений. Он толькопросветляет вас, избавляет от телесных недугов и психологической немощи. Вовторой раз, чтобы был эффект, надо выкурить несколько трубок.

– Ну, так я их выкурю!

– Вы выкурите еще одну и все. Если сегодня вы пойдетедальше, то единственным удовольствием, которое вы получите, станет то, что ябуду крепко обнимать вашу голову, пока вас будет выворачивать наизнанку.

Эммануэль не очень огорчил запрет – новая трубка стоила ейприступа кашля и понравилась гораздо меньше. А Марио и Квентин даже и непытались повторить первый опыт.

– Вы так боитесь отравиться? – поддразнивала их Эммануэль.

– Дорогая моя, – степенно возразил Марио. – Сейчас выузнаете великую тайну. Дело в том, что в больших дозах опиум лишает своихпоклонников половины их мужских качеств. А мы, насколько вам известно, пришлисюда для радостей физических, а не духовных.

– Ах да, – Эммануэль стало неловко. Теперь, когда ее желаниепрошло, она подумала, что эта рамка плохо подходит для праздника любви. И ещеона спрашивала себя, какая же роль ей уготована при этом.

– Вы не забыли? – заговорил Марио тихим, но внятным голосом,– Вы спрашивали нас, как мы устраиваемся с нашими мальчиками. Ну так вот, та персона,которая как вы могли убедится, так великолепно царствует в этой тайнойкурильне, также растит здесь для мирного отдыха хорошо сложенных юнцов. Сейчаспо нашей просьбе она и предоставит их нам в полном ассортименте.

Он сказал служанке несколько слов, и та улетучилась. Вскореона вернулась с морщинистой китаянкой, сразу же возобновившей свои поклоны.Марио произнес что-то, старуха снова поклонилась, затем издала какой-то тонкийвизг. Подававшая трубки уродина засуетилась.

– Вдова говорит только по-китайски, – пояснил Марио. –Причем на таком диалекте, которого никто из нас не знает. Она позвала другую,чтобы переводить.

– А на каком же языке вы говорите с ними?

– На сиамском.

Он снова обратился к хозяйкам. Фразы облетали полный круг,за это время подвергаясь, очевидно, известным метаморфозам. После несколькихминут обмена мнениями Марио доложил:

– Она ответила на мою просьбу другим предложением: это вправилах здешнего общества…

– Что же она вам предложила?

– Разумеется, девиц. Я высказал ей нашу настоятельнуюпотребность. Тогда она предложила посмотреть галантные фильмы.

– О, – сказала Эммануэль. – Не так уж и плохо.

– Мы пришли сюда не за такой безделицей. Еще она предлагаетнам живой спектакль: две юные девушки будут нежно любить друг друга на нашихглазах. Но в этом нет ничего интересного для вас, Эммануэль? А?

Она сделала гримаску, которую можно было понять как угодно.

Марио возобновил переговоры и снова дал о них отчет:

– Я сказал ей, что нам требуются мальчики от двенадцати допятнадцати лет с тонкими умелыми языками, аттическими ягодицами, с живымихарактерами и крепкими членами.

Инстинктивно Эммануэль полностью обнажила грудь. Старухапристально посмотрела на нее и заговорила снова каким-то резким, ударившиммолодую француженку тоном. Служанка перевела, и Марио ответил одним словом.

– Что она сказала? – поинтересовалась Эммануэль.

– Она хотела знать: эти мальчики нужны для меня или для вас.

– И… что же вы ответили?

– Для обоих.

Эммануэль показалось, что стены покачнулись. Может быть, этоопиум? Да нет, не может быть, Марио ведь предупреждал…

Старуха снова затя??ула свое. Она стонала, подобно пророкуИеремии, беспрестанно кланялась и закончила свои псалмы, воздев к небу руки.

– Чувствую, что мы не договоримся, – сказал Марио еще дотого, как ему начали переводить.

– Так и есть, – вскоре подтвердил он. – Эта старая каргапродолжает утверждать, что у нее на эту ночь не осталось никого извоспитанников. Достойные чужестранцы уже опустошили ее конюшню. Сдается мне,что она на самом деле попросту набивает цену.

Он снова пустился в дискуссию. Последовали новые жестыотчаяния. Марио долго не сдавался, но в конце концов объявил своим друзьям:

– Она ничего не хочет знать. Поищем счастья в другом месте.

Он о чем-то долго объяснялся с Квентином.

– Он настаивает на том, чтобы остаться тут, – сообщил Марио.– Он уверен, что в конце концов получит то, чего добивается. Я в этомсомневаюсь, но это его дело. Я предлагаю оставить его здесь, а мы с вамипустимся в новый путь. Как вы считаете?

Эммануэль ничего другого и не желала. Ее начала тяготитьатмосфера этого барака. Но совершенно неожиданно она почувствоваларазочарование, даже уколы совести при расставании с Квентином. «Нет, это ужслишком, – тут же упрекнула она себя. – Я приняла его как несносногосамозванца, как докучливого визитера, меня злило его присутствие, за весь вечермы не обменялись и десятком слов. И вот теперь я совсем слабею при расставаниис ним! Это чересчур. Надо собраться…»