Годольфин смотрел на нее и, казалось, воспринимал ее воспоминания как полнейший бред.

– Никогда не слышал от вас ничего подобного, – заявил он. – Я хочу сказать, что ваша история напоминает плод больной фантазии. Какая-то глупейшая мелодрама. А еще похоже на заклятие циркового факира. Возьмите себя в руки и расскажите, как все произошло на самом деле.

– Но это правда! – воскликнула Филлида, выпрямившись в кресле. На щеках горели два алых пятна румянца. – Такое происходило часто. Или, по крайней мере, так он мне говорил. Мелодия просто сводила его с ума. Она порой звучала даже во сне. Меня это пугало. Казалось, что он слегка помешался. На следующий день после… После того как был обнаружен его труп, я сидела в спальне у Габриэллы и обо всем ей рассказала. Она посчитала меня сумасшедшей. А теперь, когда мисс Дорсет рассказывает вам, вы тоже смотрите на нее…

Она замолчала, а потом начала смеяться, и смех становился все громче, тоньше, визгливее. Филлида уже явно не контролировала себя. Габриэлла вмешалась с неожиданной для ее возраста скоростью реакции.

– Быстрее, – сказала она. – Пусть кто-то поможет ей.

Фрэнсис первой сумела дотянуться до Филлиды, встряхнула ее и остановила начинавшуюся истерику.

– Тише. Тише. Все в полном порядке, – произнес Годольфин, когда присутствующие немного успокоились. – Не нужно так переживать, Филлида. Если ты рассказала о реальных происшествиях, то мне остается только поверить тебе. Хотя я знал Роберта близко и плохо представляю его безумным. Ты уверена, что он не ломал комедию? Не пытался вас разыгрывать?

– Нет. Здесь вы глубоко заблуждаетесь. Роберт действительно изменился. Когда я в последний раз видел его, именно такого описания он и заслуживал – безумный. – Дэвид промолвил это спокойно, без эмоций, и невозмутимое выражение его лица нисколько не изменилось под пристальным и недоверчивым взглядом Годольфина.

– Я сама слышала это однажды, – сказала мисс Дорсет. – Как я уже упоминала, мне довелось услышать свист в трубке, но потом я всякий раз догадывалась, что он повторился, стоило мне присмотреться к поведению мистера Мадригала.

– Удивительно! – воскликнул Годольфин. – Я вам верю, но факт просто поразительный, согласитесь. Как часто это случалось? Раз в месяц? Раз в неделю?

– Под конец звонки с песенкой раздавались регулярно, верно? – Лукар адресовал вопрос Филлиде с долей лукавства в голосе, словно их связывал некий общий секрет. – Начало было положено примерно год назад, и с тех пор странные инциденты повторялись через равные промежутки времени. У вас сложилось такое же мнение, миссис Мадригал?

Филлида закрыло лицо руками.

– Да, я тоже так думаю, – тихо ответила она. – И с каждым разом Роберт становился все более раздражительным. Но только летом начал постоянно рассказывать мне обо всем, и у меня зародилось подозрение, что он обезумел.

– Это не могло быть проявлением безумия, если миссис Дорсет тоже слышала свист, – резонно заметил Годольфин.

– Вот именно! Как раз тот вывод, к какому я старался вас подвести. – Лукар говорил негромко, но заставил присутствующих снова повернуться к нему. – Больше я ни о чем не собирался пока вам рассказывать, с вас и этого достаточно. Можете при желании позвонить в полицию, но подчеркиваю: каждый, кто вознамерится связаться с властями, должен убедиться, что его лучший друг не возражает против такого поступка. А теперь не смею вас больше задерживать. Полагаю, у вас найдутся темы для обсуждения. Простите, что не приглашаю задержаться в этой комнате, но у меня накопилось слишком много дел. Однако весь остальной мавзолей в вашем распоряжении. Мисс Дорсет, будьте любезны, принести мне сюда чашечку чая через пятнадцать минут.

Это стало с его стороны последним оскорбительным выпадом, завершающей попыткой овладеть ситуацией, завинтить потуже гайки, и он с любопытством огляделся, чтобы убедиться, насколько прочными были отныне его позиции.

В другом углу комнаты Фрэнсис тоже с интересом смотрела по сторонам. Она ожидала если не общего взрыва возмущения, то хотя бы одного решительного протеста, мощного словесного удара по зарвавшемуся самозванцу, который заставил бы его вспомнить об отведенной ему здесь прежде скромной роли. Однако ничего подобного не последовало. Они готовы были смириться. Осознание этого внесло смятение в ее душу. Все представлялось невероятным, но очевидным. Габриэлла предостерегающим жестом прикоснулась к руке Годольфина, а остальные молчали.

Они вышли, предоставив Лукару насладиться своим триумфом, и собрались в зале антиквариата. Посетителей там сейчас не было. Габриэлла, при поддержке Доротеи возглавившая процессию потерпевших поражение людей, остановилась, чтобы обратиться к тем, кто следовал за ней.

– Я сяду здесь, – сказала она, глядя на мисс Дорсет. – Распорядитесь, чтобы сюда никого не пускали. Сегодня галерея закрыта.

– Нужно ли тебе задерживаться в галерее? – чрезмерная забота о близких никогда не отличала Филлиду, но сейчас ее голос звучал искренно. – Тебе необходимо лечь в постель. Я сама так и сделаю. Я долго не выдержу напряжения.

Габриэлла подозвала к себе Годольфина.

– Отведите ее домой, – попросила она. – И вы все уходите отсюда. Надеюсь, возражений нет? Я хочу побыть одна, оставив при себе только Доротею. Я стара. Слишком стара. Мне надо посидеть тут, отдохнуть и собраться с мыслями.

После подобного заявления никто не возразил ей. Габриэлла привыкла давать указания почти восемьдесят лет и овладела приемами этого мастерства в совершенстве.

Остальные подошли к лестнице и образовали там две небольшие группы, перешептываясь между собой. Дэвид задержался рядом с Фрэнсис.

– Я возвращаюсь к себе в мастерскую, – сообщил он. – Меня ждет работа.

– Работа? – удивилась она.

Он кивнул:

– Да. Я начал рисунок. Портрет. И должен закончить его. Скоро увидимся. Оставайся весь вечер дома. Я тебе позвоню.

Фрэнсис промолчала, и Дэвид рассмеялся, взял ее за руку, с силой сжал, а потом повернулся и торопливо сбежал вниз по лестнице. Фрэнсис подошла к высокому окну лестничной площадки, встала на колени поверх низко расположенного подоконника, чтобы посмотреть на площадь и увидеть, как он уходит. Сгущались сумерки, и уличные фонари желтыми кругами загорелись среди синего марева. Фрэнсис не могла видеть дверь соседнего дома, поскольку она находилась за углом, зато площадь простиралась перед ней. Почерневшие деревья раскачивал ветер, а редкие прохожие низко наклоняли головы, придерживая шляпы. Полы их плащей нелепо липли к ногам или развевались знаменами. Дэвида она не разглядела и решила, что пропустила его уход. И все равно не двигалась, оставаясь в той же позе.

Знакомый пейзаж за окном был привычным и мирным даже в такой момент, когда обычные размышления давались с трудом. В голове Фрэнсис воцарился хаос из страхов и смутных впечатлений, и ей захотелось вновь стать ребенком, который у окна затевает простенькие игры. Например, считает проезжающие мимо автомобили. Это позволило бы загнать новые страхи вместе с прежними далеко в глубину сознания и немного насладиться одним лишь мгновением.