– Молли вытянула это у топтуна, который торчит у нашей задней двери, – продолжила она. – Адрес был им известен. Осталось лишь отправиться за ним и привезти в участок. А теперь они чего только не вытворяют в галерее! Бедный мистер Дэвид! В это просто невозможно поверить, правда же?

Последний вопрос прозвучал настолько нелепо, до такой степени походил на угрозу, что вопреки обстоятельствам показался Фрэнсис даже забавным. Но она сразу сообразила, насколько мало забавным все это будет выглядеть в глазах Дэвида.

– Правда, – ответила она, и убежденность в ее тоне испортила миссис Сэндерсон удовольствие. – В это поверить невозможно.

– Он и сейчас в полицейском участке. – Экономке хотелось от Фрэнсис мужества, а не пустого, на ее взгляд, оптимизма. – Теперь всем известно, что произошло. Мистер Лукар сообщил о своих подозрениях, и убийца нанес новый удар. Ужас-то какой! Он был приятным мужчиной. Никак не подумала бы, что он это сделал. Но ведь люди непредсказуемы. У каждого есть какая-то своя червоточина, помяните мои слова. Вы же теперь, наверное, захотите уйти куда-нибудь, чтобы поплакать? Сейчас как раз пусто в холле для прислуги. Там вас никто не потревожит. А я приготовлю вам горячее молоко.

– Нет, мне необходимо вернуться к Филлиде, – ответила Фрэнсис, ощущая себя матросом на палубе тонущего корабля, но одновременно испытывая желание принять предложение экономки.

– Моя отважная девочка! – На глаза миссис Сэндерсон навернулись слезы.

Полицейского не оказалось на привычном месте, но Фрэнсис и представить не могла, что он тихо прокрался в гостиную, чтобы сквозь внутреннюю дверь подслушать откровения экономки. В тот момент она вообще соображала плохо. Не лучшее время для трезвых и рациональных размышлений. Дэвид арестован? Его вина установлена? Доказано, что он убил Роберта, а затем и Лукара? Это представлялось абсурдным, нелепым, невероятным, безумным.

Безумным? Слово яркой вспышкой вдруг вспыхнуло в ее сознании, высветив странные воспоминания, показав их в живом, хотя и неестественном свете. Для большинства людей безумие – пугающая загадка, за которой кроется оборотная сторона жизни. Обыватели связывают с безумием так много самых фантастических идей, как ни с чем другим в цивилизованном мире. И Фрэнсис не являлась исключением. Она тоже выросла с такими же предрассудками, а потому улыбающийся, наделенный светскими манерами маньяк-убийца, обладающий сверхъестественной силой и хитростью, вполне мог существовать для нее в реальности.

Безумие. За этим словом крылось множество допустимых вероятностей. Запертые двери внезапно распахивались, показывая мрачные и отвратительные сцены, происходившие по их другую сторону. И если кто-то близкий и хорошо знакомый тебе оказывался умалишенным, то все становилось возможным.

Фрэнсис остановилась около лестницы, стараясь успокоиться, когда где-то у нее за спиной, за углом коридора, невидимо, но совсем рядом тихо закрылась дверь зимнего сада. Она замерла и вслушалась. В коридоре царил мрак, однако тот, кто прошел через него, не стал включать свет. Донесся звук шагов по каменному полу – уверенных, но осторожных. Ждать ей пришлось несколько секунд. Шаги по мрамору приближались, приближались…

А потом ее взору открылась двигавшаяся к ней фигура, и изумление сразу вытеснило остальные эмоции. Это была Габриэлла. Совершенно одна, в своем клетчатом халате, сшитом в стиле театральных костюмов, она тем не менее выглядела самостоятельной, не нуждавшейся в посторонней помощи. В сумрачном свете ее одежда казалась серой, а капюшон придавал наряду дополнительную странность, делая непохожим на обычный домашний халат. Заметив Фрэнсис, Габриэлла замерла, и ее черные глаза виновато забегали.

– В доме уютно и тепло, – сказала она.

– Дорогая моя, вам не следовало покидать постели! – Фрэнсис даже не заметила откровенной попытки завести разговор на нейтральную тему. – Вы не должны спускаться вниз одна.

– Милое дитя. – Старая миссис Айвори покраснела от раздражения. – Я, может, одряхлела, но пока еще не легла в могилу. – И она снова двинулась вперед, держась весьма уверенно.

Но подъем по лестнице дался ей тяжело, и она оперлась на руку внучки. Фрэнсис почувствовала, что Габриэлла дрожит.

– Бабушка, вы просто убиваете себя, – тихо заметила она. – Что вам понадобилось внизу? Разве я не могла принести вам это?

Миссис Айвори остановилась, чтобы перевести дух. Она с трудом дышала, и ее покачивало.

– Нет, не могла, – ответила она. – Ты славная девочка. Похожа на меня в молодости, унаследовала мою силу и ум, но ты не обладаешь моим ви́дением. Никто не способен взглянуть на мир моими глазами. Никто не в состоянии думать вместо меня. О боже, Фрэнсис, если бы я знала способ завладеть твоим телом, как бы мне хотелось этого!

Ее последняя фраза странным образом не прозвучала эксцентрической старушечьей фантазией. Габриэлла говорила чистейшую правду.

– Мадам!

На верхней площадке лестницы стояла Доротея, у которой глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит.

– Мадам! – воскликнула она со страхом и упреком.

Доротея спустилась на несколько ступеней, и Габриэлла, отпустив руку Фрэнсис, прибегла к ее помощи.

– Все хорошо, – произнесла она и рассмеялась. – Все хорошо, Доротея. Не надо лишних разговоров. Просто доставь меня в мою комнату.

Доротея выполнила распоряжение в буквальном смысле. Она склонила широкую спину, нагнула голову и взяла хозяйку на руки. У Габриэллы было крошечное, почти невесомое тело. Она вела себя как ребенок, обхватив одной рукой Доротею за шею. Ее голова при каждом шаге служанки подергивалась.

– Идите к доктору, мисс, пока я буду укладывать хозяйку! – бросила Доротея через плечо. – С ним никого нет. Бедняга, он, верно, думает, будто попал в сумасшедший дом.

– Бедняга! – скривила гримасу Габриэлла и издала свое обычное хихиканье, в котором презрение странным образом сочеталось с женственностью.

Доротея унесла ее в сторону спальни, а Фрэнсис поспешила в противоположный конец холла к комнате Филлиды. Доктор стоял у двери и разговаривал с Годольфином. С ее приближением они прекратили беседу, но Годольфин энергично кивнул.

– Я вас прекрасно понимаю, – сказал он. – Я сейчас же отправлюсь и найду кого-нибудь. О, мой дорогой друг, вы не должны передо мной извиняться. Я полностью с вами согласен. Это необходимо или, по крайней мере, разумно. Так что теперь предоставьте все заботы мне. – И Годольфин захромал прочь, довольный тем, что может быть полезен.

– Вам удалось найти медсестру? – озабоченно спросила Фрэнсис.

– Да, – улыбнулся доктор. – Две добрые женщины прибудут сюда одновременно. Хотя я подумал, что лучше поехать самому и привезти их в дом.

– Это любезно с вашей стороны.

– Не надо меня благодарить. – Он выглядел смущенным. – Дело в том, что мне еще предстоит поговорить с каждой из них, и автомобиль – самое удобное место для подобного общения. Я… Э-э-э… Я решил, что для всеобщего спокойствия, как и во избежание осложнений с агентством медицинских услуг, мне следует попросить одного из этих полисменов, которые шатаются по всему дому, встать на дежурство у этой двери. Тогда сиделки не будут чувствовать себя в опас… Я хочу сказать, что в таком случае им не придется волноваться.