Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С чего ты взял?
– В ладень[81]муравей чистый и сытый, знать, хорошей пшенице быть… – пояснил стрелец и только после этого подсел в костру. – Перекусить осталось что?
– В котомке… – сказал Ставр и отвернулся.
Самому захотелось, в подражание Барабашу, вздохнуть от неясности ситуации. Ставр лучше других знал, что тучи над княжеством сгущаются такие же, какие недавно сгущались над соседней Саксонией. Саксонские эделинги тоже надеялись на помощь Готфрида Датского. Щедрый на обещания король был категоричен – своих любимых соседей он в обиду не даст. Но Готфрид так и не решился на открытую войну с Карлом, хотя постоянно грозится развязать ее. Карл, почти одновременно проводя войны по всей территории Европы, сам напасть на Данию тоже не решился. Война с таким серьезным противником может затянуться на годы и даст возможность врагам в других местах поднять голову. А неудача была в состоянии погубить дело всей жизни Карла Каролинга. Но княжество бодричей – совсем другое дело. Саксония была только началом. А если и княжество станет частью государства франков, то Дания окажется полностью отрезанной от остального материка вражеской границей. Может ли это допустить датский король? Отказав в помощи бодричам, Готфрид стратегически уже проиграет заочное сражение с Карлом, он сам поставит свою страну в экономическую изоляцию, которую не сумеет покрыть никакой пиратский промысел.
Это все понятно Готфриду и без подсказок волхва Ставра. Но и волхву Ставру понятно решение короля. Начинать войну с франками со своей границы с Саксонией, по крайней мере, рискованно. А тут представилась возможность сразу двух зайцев убить – и путь на материк оставить под своим контролем, не под контролем союзного, но строптивого Годослава, а именно под своим, и земли бодричей включить в состав Датского королевства, пока они не включены еще в состав королевства франков. А это значит, что Дания по-прежнему будет иметь открытую дорогу через славянские государства в Средиземноморье, к Червоному и к Хвалынскому морям, в Византию, в Хозарию, в Персию и в другие страны Востока.
Разговаривая недавно на эту же тему с князем-воеводой Дражко, Ставр высказал предположение, что спасти овцу, то есть княжество, можно только тогда, когда удастся стравить двух волков – Готфрида и Карла. Если они начнут драться между собой, то им уже будет совсем не до бодричей. Хорошо бы еще за спиной Карла поднялись и мятежные саксонские эделинги. Стоит постараться и помочь им в этом.
– Это было бы неплохо. – Дражко в ответ только сердито зашевелил усами. – Можешь даже время не тратить и меня не уговаривать. Это самое лучшее, что можно придумать вообще. Только как это сделать?
Как создать такую ситуацию, не знали ни Дражко, ни Ставр, ни сам Годослав, потому что бодричи давно уже потеряли былое влияние на соседние страны. А приобрести новое, как задумал Годослав, силой своего оружия он еще не успел, хотя создал значительный к тому задел, доказав сильным лютичам, что он сильнее.
Еще бы несколько лет…
* * *
– Надо уже посты снимать и двигаться в Рарог, – сказал Далимил.
– Что нам делать в Рароге? – поинтересовался Барабаш невинно, как младенец. – В городе у Дражко людей хватает, а я среди городских улиц всегда путаюсь и плутаю. Городские дома так похожи один на другой. Нет, уж по мне, так лучше в лесу!
– А здесь что? У костра кости греть? Так это лучше делать в старости. А пока годы к спине не подступили, хочется еще что-то и дельное сделать.
Далимилу всегда трудно было сидеть в бездействии. Ночевать две ночи подряд под одной крышей для энергичного плеточника было просто мучительно.
– И здесь что-то сделать можно, – вдруг посерьезнев, сказал Ставр, перебирающий талисманы у себя на поясе. – Например, узнать, кто это по дороге сегодня путешествует?
Разведчики вскочили на ноги. Прислушались. Далимил распластался на траве и приник ухом к земле. Долго все молчали, соблюдая тишину.
– Конники. Человек десять. Кони подкованы. Гремят доспехи.
– Кто может быть? Вести с границы?
– Тогда бы один гонец скакал. Отряд оттуда никто снимать не будет.
– Посмотрим!
– Барабаш! – скомандовал волхв. – Спой нам песенку!
Барабаш хмыкнул.
– Это я мигом…
Стрелец и без команды уже начал готовиться к нехитрой операции. Достал из тула помеченную зеленью стрелу со странным для постороннего взгляда глиняным наконечником и очень большим, широким оперением, увеличивающим время и дальность полета. Сам наконечник продул со свистящим звуком, проверяя чистоту отверстия, бережно вытянул из налучья лук, и, уже спустя несколько секунд, пущенная почти вертикально стрела завела свою долгую пронзительную, с переливами, мелодию[82].
– К дороге! – сразу же скомандовал волхв.
Каждый из разведчиков хорошо знал отведенную ему роль, и потому разошлись они быстро, не посовещавшись, причем не все в одну сторону, а веером, чтобы охватить как можно большее пространство, уверенные, что и другие их товарищи, услышавшие сигнал, откликнутся на него и на топот посторонних копыт по дороге.
Волхв, оставшись в одиночестве, сначала затоптал костерок, не забыв, по-волхвовскому обычаю, поблагодарить огонь за помощь и согревающее тепло, и только после этого сам пошел широким своим шагом в нужном направлении.
Местность Ставр знал отлично, знал, что дорога в этом месте делает петлю, огибая каменистую гряду, и только затем вытягивается вдоль болота, и потому вышел как раз туда, куда ему выйти следовало. И сел у дороги на виду у всех на большой серый валун, покрытый с полночной стороны влажным густо-зеленым мхом.
Всадники появились не сразу. Волхву пришлось подождать их. Должно быть, воины тоже слышали сигнал, поданный «поющей» стрелой, и потому двенадцать человек ехали сейчас сомкнутым строем, прикрывшись щитами и пропустив вперед только одного тринадцатого – разведчика с опущенным в боевое положение копьем. По разномастным доспехам и по рогатым шлемам без забрал наметанный глаз Ставра сразу определил данов.
Увидев волхва, который встал с камня и перегородил дорогу, всадники остановились для совещания. Воин, едущий в середине строя, судя по доспехам, богатый рыцарь или даже вельможа, отдал команду. И тогда передовой дан ударил коня в бока шпорами, сам пригнувшись к высокой луке седла. Это была откровенная и ничем не вызванная атака на невооруженного человека, более того, на волхва, чего обычно воины не делают, если только не идет открытая война.