Ставр стоял, не шевелясь, незыблемый, как камень, на котором он только что сидел.

Расстояние стремительно сокращалось. Уже и воин сам стал чуть придерживать коня. Он своей атакой, конечно же, хотел только пугнуть волхва, заставить его убежать и освободить дорогу. Однако волхв его не боялся. И когда уже расстояние стало критическим, дан, решившись, направил копье в грудь Ставру.

Никто из воинов отряда, медленной рысью двигающихся вперед, не понял, что произошло. Им было не видно, как высокий волхв в самый последний момент легким движением посоха отвел копье в сторону и тут же выставил посох вперед. Ставр даже не бил. Он предоставил воину самому натолкнуться лицом на тяжелый сучковатый конец, украшенный такой затейливой магической резьбой. Движение Ставра было быстрым, как полет стрелы, а разбег лошади был так стремителен, что даже щит на руке не спас атакующего от страшного столкновения и последующего падения.

Лошадь без всадника поскакала дальше, всадник остался лежать на земле, раскинув в стороны руки, будто его настоящая стрела поразила. А волхв остался так же стоять на дороге, как и стоял, словно приглашая и других воев попробовать свои силы в странной схватке.

Дворец Сокола никогда не был тихим местом. Большое количество слуг и стражников не оставляло пустыми коридоры. Шаги постоянно звучали то с одной стороны, то с другой. Нередко к князю приходили именитые или работные рарогчане. Все вопросы, касающиеся деятельности княжества, если становились спорными, он решал сам. Потому что суд – это дело сугубо княжеское, и допускать к нему корыстных бояр было нельзя. В эти дни суета стояла особенная. Чаще всего приходилось заниматься со строительными подрядчиками, которые старались обмануть по мере сил городскую управу, а управа в свою очередь только и искала лазейку в договоренностях, чтобы оставить подрядчиков в дураках.

В ожидании войны на своей территории и вероятной осады Рарога, Годослав замыслил и сразу же начал претворять в жизнь планы по укреплению городских оборонительных сооружений. Стены, ров и валы требовали ремонта, без которого Рарог мог стать легкой добычей врага, неожиданно появившегося под стенами. И даже врага, появившегося не неожиданно, но обеспечившего себя знаниями о слабых местах укреплений. Как разберешь, кто из многочисленных гостей, ежедневно прибывающих в город, разведчик Карла, кто разведчик Готфрида, кто разведчик сорбов или даже далеких аварцев, кто еще чей-то разведчик…

Дел было множество, хотелось все успеть решить, все суметь сделать, пока не подступила беда. А когда беда подступает одновременно с разных сторон, делами приходится заниматься чуть не круглосуточно…

* * *

Дежурный сотник стражи открыл створку тяжелых дверей и легонько стукнул тупым концом копья в деревянный пол. Так принято делать перед докладом, чтобы обратить на себя внимание и дать возможность князю повернуться на звук, если он смотрит в другую сторону или занят своими мыслями.

– Гонец с вестью, княже!

Стражник за день уже устал повторять одну и ту же фразу. Да и как не устать, если гонец скачет за гонцом, а за ним следующий уже пыль с шапки у порога стряхивает.

– Откуда на сей раз?

И у самого Годослава голос усталый, глаза потухшие, хотя широкие плечи держит прямо, под заботами не горбится и, кажется, сам ищет их. Новостям радуется. Такое дело княжеское – уставать, но дело делать.

– С полночи.

– От Ставра? – князь оживился.

– Нет. Из дружины с границы.

– Запускай.

Это не менее важно, хотя более предсказуемо.

Известия приходили к Годославу регулярно, а он старался их сортировать, соединять, прослеживать связи, чтобы создать цельную картину происходящего в княжестве. Плох тот правитель, который не может все целиком охватить, плох… Годослав помнил, как отец его углублялся в мелочи, многое знал до тонкостей и других этим донимал, требуя детальности и тщательности в каждом деле. Но ухватить все целиком не умел. Не так голова у него работала. И это мешало ему в правлении больше, чем простое отпускание дел на самотек. Потому и получил в наследство сын то, что после отца осталось похожим на не заполненные пчелиные соты. Вроде бы целое княжество. Но слишком много в нем несогласованностей, которые образуют дыры…

Отцу не хватало дельных помощников. Он ориентировался на бояр, которые опыт имеют, а ум не всегда, да и ум этот обычно направлен на одно – как себе лично устроить спокойную жизнь. Годослав по-своему начал дело ставить. Стал своих людей привлекать, которые так же, как он, работать могли. И помощники сказали свое слово. Вместе с князем они начали поднимать землю бодричей на былую высоту, стали обретать вместе со своим народом былую силу.

Двоюродный брат Дражко оказался незаменим. Деятельный и умный, порой даже хитрый, чего не скажешь, глядя на его громадные усы, за которыми и глаз-то почти не видно. Князь-воевода с помощью волхва Ставра сумел так отладить по всему маленькому княжеству доставку вестей, что гонцы в трудную годину сновали по дорогам беспрестанно в одну и в противоположную сторону, сменяя один другого. А если учесть, что почти все последние годины были для княжества трудными, то станет понятно, почему дороги в стране бодричей никогда не были пустынными.

Они не были пустынными еще и потому, что географическое положение позволяло именно в этих землях насчитать наибольшее количество перекрестков множества путей, ведущих во все стороны света. Соответственно, наибольшее количество гостиных дворов возле этих перекрестков, и, как следствие, наибольшее количество торговых гостей в этих дворах, путешествующих с обозами и без оных, с охраной и без нее по своей беспокойной надобности.

Еще хорошо известно, что наличие купцов предопределяет большое количество разбойников. А чтобы с разбойниками бороться, следовало содержать стражу. Отец Годослава доброе дело сделал, желая обеспечить купцам, существенно пополняющим его казну, относительно спокойную жизнь. И чтобы саму казну сразу по приходе не опорожнять, ввел обязательный натуральный налог для населения каждого населенного пункта – нести службу стражниками при дорогах. Именно потому княжество бодричей славилось таким большим количеством вооруженной стражи, каким не могло похвастаться ни одно соседнее государство. И стража эта не миловала разбойников – изводя с жестокостью кровавое племя.

Годослав спустился в Красную горницу своего каменного терема, называемого западными соседями Дворцом Сокола, на рассвете, когда, после осторожного стука в дверь, ему доложили, что прибыли первые гонцы отдельно от князя-воеводы из Свентаны и с полуночной границы от волхва Ставра. И с тех пор покидал это обширное помещение только один раз, отправившись в город и вернувшись оттуда с харлужным мечом. Но после этого засел на месте, как привязанный. Даже обед приказал подавать себе туда. Впрочем, обедал он, сидя не в княжеском парадном кресле, а рядом, за специально установленным столом.

От широты душевной Годослав наливал каждому гонцу по жбану меда или по кубку вина, и потому стол его превратился почти в трактирную стойку. Сам князь, при всей физической силе своего тела и высоком, чуть ниже Ставра, росте, никогда не утверждал, что может выпить столько же, сколько не слишком крупный рядом с ним, хотя и крупный рядом с остальными, князь-воевода Дражко. То есть выпивку не очень уважал. Потому что характер Годослава позволял ему если уж что-то делать, то со всем рвением, с полной выкладкой широкой души. Если бы он начал пить, то это могло бы плохо кончиться для всего одновременно спившегося княжества. Рыба, известное дело, гниет с головы. Но князь предпочитал тратить энергию на работу и воинские утехи. Успешный зимний поход принес ему спокойствие полуденных границ в то время, когда особое и обоснованное беспокойство вызывали закатные и полуночные. Были вести, что лазутчики Карла подбивали сорбов и лютичей ударить войной по полуденной границе, но у тех после зимнего похода Годослава просто сил не хватило. Но и только одни закатные границы требовали отдачи всей энергии князя.