– О, да ладно. То есть история, конечно, жуткая, но для нас на том все и кончилось. Никому из нас не было позволено поглядеть на этот камень, однако во времена отца и деда его называли «проклятием рода Кардью» и вправду в это верили. Я пришел всего лишь для того, чтобы отдать вам эту книжку: она нашлась на днях при разборе кучи бумаг, что остались от бедного дядюшки. Мы подумали, она вам пригодится.

Он положил мне на стол записную книжечку в четверть листа, в дешевом дерматиновом переплете, на первой странице которой значилось кратко: «НАГПУРСКИЙ САПФИР», с добавлением даты – 1885. Я был заинтригован и, должным образом поблагодарив гостя, простился с ним. Вечером я взял книжку домой и после обеда сел ее читать. Исписано было, как обычно в таких книжках, всего несколько листков, но история, там содержавшаяся, настолько мрачна и необычна, что я без дальнейших предисловий воспроизвожу ее целиком. Оригинал манускрипта хранится в библиотеке минералогического отдела (M.M.3.b.36).

Манускрипт сэра Клемента Аркрайта

Надеюсь и верю, что принял все необходимые меры, дабы мои непосредственные потомки не сделались владельцами, хранителями или распорядителями Нагпурского Сапфира. Но поскольку в моей семье широко распространилось – и имеет под собой почву – представление о громадной стоимости и исключительной красоте этой драгоценности, не исключаю, что в будущем кто-то из моих наследников, руководимый алчностью или любопытством, захочет заявить на нее права. И потому ниже я изложу причины, отчего этого не желаю.

Одно из моих первых детских воспоминаний относится к полковнику Джорджу Кардью и его жене. Они проживали в Шропшире[94], на краю деревни, ближайшей к дому моего отца, в бедном домишке – но насколько бедном, я тогда оценить не мог. Полковник часто дарил мне монетки, а его жена – печенье, однако ее доброту ставил под сомнение тот факт, что она вечно советовала моей матушке поить нас касторкой[95], а время от времени еще и водить к дантисту. Нас, детей, возмущало это вмешательство (если можно его так назвать) в мирную жизнь нашего во всех прочих отношениях счастливого семейства. Полковник был калекой, его постоянно беспокоила рана, полученная во время восстания сипаев[96], а его жена без конца брюзжала, жалуясь на судьбу, лишившую ее того положения и тех доходов, какие ей полагались. Иными словами, они, что называется, знавали лучшие времена и плохо приспособились к новым обстоятельствам. Двое их сыновей, Ричард и Джордж, тесно общались с моими старшими братьями. Я был для них слишком маленьким. Эти двое, окончив школу Хейлибери, ушли из семьи и стали сами тяжелым трудом пробивать себе дорогу. Ричард взялся за изучение медицины; он ничуть не походил на обычного медицинского студента тех лет (а именно начала семидесятых), ленивого и буйного. Экзамены он сдал с отличием и, не имея никаких видов на родине, поступил на медицинскую службу в Индийскую армию, где его прозвали доктор Дик. Джордж стал курсантом в Сандхерсте[97]; не ожидая ниоткуда поддержки, приложил усердие, был произведен в чин и назначен в полк Индийской армии, где дослужился до майорского звания, считался весьма перспективным офицером и был известен как майор Джордж.

Заслуги братьев открывали им все пути. В должный срок доктор Дик оставил военную службу и открыл успешную частную практику в Симле[98]. Майор Джордж, произведенный тем временем в полковники, получил должность при дворе некоего индийского раджи[99] и считался одним из самых заметных администраторов в индийских властных кругах. Редкие визиты братьев домой приветствовали с восторгом не только их родители, но и все мы: ведь, кроме чудесных индийских сувениров, они привозили рассказы – причем какие! Захватывающие дух истории о жизни в Индии, о тамошних опасностях – разбойниках, змеях, диких зверях, моровых поветриях; наш интерес к ним никогда не иссякал.

Потом старый полковник Кардью умер, и через год за ним в могилу последовала его жена. Их поздние годы были во многом скрашены щедрой помощью от сыновей, однако счастливы они не были никогда. Полковник испытывал жестокие муки, и супругам не везло ни в чем – ни в важных делах, ни в мелочах. Стоило им скопить денег и куда-нибудь их вложить, как предприятие прогорало; народ говаривал, что если полковник с женой решат растить у себя сорняки или разводить крыс, то ни тех ни других у них не станет. Печальная история случилась и с доктором Диком, когда он явился домой разобраться с наследством родителей, а вернулся в Индию подавленным и потерянным. Он рассказывал нам, что боялся возвращаться, так как чувствовал, что удача его покинула. Мы не знали, чем это объяснить, но, увы, он оказался хорошим пророком. Один-два случайных «промаха» в практике, новый, фатальный, промах при лечении одного важного махараджи[100] низвергли доктора с профессиональных высот; банк, куда были вложены его сбережения (общество с неограниченной ответственностью), лопнул, все деньги пропали, и под конец доктору Дику, который, к счастью, был холостяком, пришлось жить в лондонском предместье на вспомоществование от полковника Джорджа. Это бесцельное и унылое существование длилось десять лет, после чего доктор погиб, выпав из поезда. Иные смельчаки высказывали предположение, что эта трагическая смерть не была случайной.

После его смерти судьба, казалось, перевела свой неблагожелательный взор на полковника Джорджа. Последующие вице-короли его невзлюбили, он лишился влияния и привилегий. Наконец, не получив должной поддержки от правительства, он рассорился со своим махараджей; в штате началось восстание, которое приписали его плохому управлению. Он был смещен с должности и в наказание послан в экспедицию к границам Афганистана[101]. Тут его постигла полная и необъяснимая неудача. Местные, как военные, так и гражданские, его почему-то возненавидели; из немногих верных сикхов[102], состоявших под его командованием, с ним вернулся только один. Остальные были убиты, а прочее войско фактически дезертировало. Это было поразительно, ведь до смерти доктора Дика все местные – и военные, и гражданские – буквально молились на полковника. В Мадрасе[103] он дважды чудом избежал покушения, вынужденно вышел в отставку и вернулся на родину, где с женой и двумя детьми жил на скудную пенсию. Жена, не выдержав, как я догадываюсь, превратностей судьбы, повредилась в рассудке. Дочь умерла – похоже, от не распознанного вовремя аппендицита; сын, дошедший до полного краха, эмигрировал, к счастью, в Новую Зеландию, и с тех пор о нем ничего не было слышно.

И тут в эту историю вступил