– Как только ваш мудозвон вернется, мы вас отпустим.

– Отпусти хотя бы девушек, – услышал я разъяренный голос придурка. – Или мама не учила тебя уважать женщин?

– Закрой пасть, мудила! – рявкнул мужик сиплым голосом. – Башка что ли лишняя.

– Ну ты и ссыкло, если держишь девушек в заложниках.

Я подкрался немного ближе, и передо мной наконец предстала полная картина. Все мои друзья и их девушки стояли на коленях на песке, держа руки за головой. Девчонки тихо всхлипывали, глядя на песок, а пацаны с яростью осматривали семерых мужиков, которые стояли перед ними. По стойкам и внешнему виду не сложно было определить, к какому слою населения относились головорезы. У одного из них была пушка в руке, и он прогуливался вдоль ряда моих друзей. Вот суки.

Отец – а в дальнейшем и Касим – учили меня, что перед тем, как использовать оружие, нужно убедиться, что мой сердечный ритм не выше восьмидесяти ударов в минуту. Мой, без сомнений, превысил эту отметку, но проверять было некогда. Однако я точно не знал, смогу ли выстрелить в человека, и какие последствия тогда ждут моих друзей. Решив не рисковать, открывая пальбу, я выскочил из-за деревьев и со всей дури ударил рукояткой пистолета того, кто размахивал пушкой перед моими друзьями. Видимо, я вложил немало силы, потому что он тут же осел на землю, а Тимур, находящийся рядом, выхватил его волыну.

А потом началось настоящее сумасшествие. Девочки подскочили и с визгом разбежались в разные стороны, а пацаны подорвались и началось месиво. Я не разбирал, куда бью, зато заметил, что пару раз зацепил Раевского. От этого кровь вскипала сильнее, и адреналин курсировал по венам с новой скоростью. Через несколько минут к нам присоединились головорезы Касима. Их сложно было не различить в этой толпе. Все, как один, огромные и отмороженные на всю голову. С их приходом драка ужесточилась, послышались редкие выстрелы, перемежаемые матами, криками и стонами.

Когда все закончилось, я не чувствовал своей челюсти, и, судя по ощущениям, у меня была сломана рука. Я сидел на пятках и пытался восстановить сбившееся дыхание, глядя на то, как изо рта на песок стекает струйка крови. Попытался сплюнуть и застонал от боли. Внезапно справа раздался хруст, и я услышал злобный голос:

– Лучевая.

– А-а-а! – восстановившуюся тишину лагеря прорезал крик.

Снова хруст и крик, и тот же голос:

– Локтевая. —История повторилась. – Плечевая.

– Эй! Все! Стоп! – выкрикнул один из людей Касима, оттаскивая мужика от еле живого бандоса.

– Это кто вообще? – спросил Илья, один из помощников Касима. – Эмиль, твой?

Я качнул головой.

– Ты кто? – спросил он у мужика, который поднимался и отряхивал с коленей песок.

– Я – Влад.

– Какой Влад?

– Просто Влад, – мужик пожал плечами, выпрямляясь.

Отморозок, это даже я мог констатировать. Забитое татухами, поджарое тело, явно не качок, но видно, что спорт для него не пустой звук. Возможно, восточные единоборства. А взгляд… даже Касим при первой встрече не так пугал. Это был взгляд человека, которому нечего терять.

– Чем ты занимаешься, «просто Влад»? – услышал я голос своего зятя и повернулся.

Фигура Касима тенью отделилась от дерева и двинулась в нашу сторону. Вот говнюк, всегда из заворух чистенький выходит, но надо было отдать ему должное: своих головорезов он организовывал так, что те делали за него всю грязную работу. Касим подошел ближе и склонился ко мне.

– Жив?

Я кивнул.

– Челюсть болит, – медленно произнес я сквозь боль.

– Челюсть пройдет, и рука тоже. Девочку отвез?

– Да.

– Тогда собирай свою банду и отчаливайте потихоньку. Дальше мы сами.

– Мудак без сознания, – я кивнул на Раевского.

– А тебе надо было еще сильнее лупануть последние два раза, он бы вообще сдох, – укоризненно покачал головой Касим. – Это он?

– Да.

– Ладно, разберемся. Он же какой-то там родственник Сабиры.

– Я в курсе. Молочный брат.

Касим криво ухмыльнулся.

– Молочный брат, – медленно и тихо повторил он. – Ладно, мы проведем с ним беседу. Поезжайте в клинику Алсу. Ее не беспокой, она уже отдыхает, одна дома с детьми. Я предупрежу дежурного врача, примут, как родных. И к родителям не суйся, хотя бы подожди, пока лицо не приобретет нормальный вид.

– Ладно.

– Но вы молодцы, сражались, как львы. Давай, брат, утром поговорим. Отдыхай.

Он легонько хлопнул меня по плечу и пошел к своим.

– Ну так что, «просто Влад»? Чем занимаешься?

– Да так, – ответил неопределенно мужик.

– Есть у меня к тебе предложение. Ты, я так понимаю, врач?

– Как понял?

–По тому, как ты, ломая, перечислял названия костей.

– Да, я травматолог.

Касим рассмеялся.

– Но ломать – не строить, правда?

Дальше я не слушал, потому что ко мне подошел Миха. Везунчик, судя по всему, никаких переломов, но потрепан мой друг был не меньше, чем я.

– Поехали в больницу, – произнес он, помогая мне встать. Меня начало трясти, как только болевые ощущения в теле развернулись на полную мощность.

Миша довел меня до моей машины, помог сесть на пассажирское сиденье, сам заняв водительское место.

– А остальные?

– Касим сказал, что парни развезут, потрепанных доставят в больницу, – ответил Миха. – В первую очередь надо увезти тебя.

– Почему?

– Потому что эти отморозки приехали от Тиханского, и не ровен час, сюда налетит полиция с прокуратурой.

Я врезался головой в подголовник. Такой херовый расклад нарисовывался, не передать, а чем это закончится для всех нас, было вообще непонятно.

Эмиль

Смещение челюсти, перелом, множественные ушибы и трещина в ребре. Не так уж и много, но все равно потрепали меня знатно. Две недели мне пришлось проваляться на больничной койке, на остальное время – пара-тройка недель – мне прописали полный покой. Только он мне мог лишь сниться. Сразу после выписки я поехал к Полине. Конечно мне не хотелось показываться ей в таком виде, но я не мог больше ждать, очень хотел увидеть ее, аж все тело вибрировало от нехватки ее запаха и глаз. Только вот дома ее не оказалось и, как выяснилось, ни одна живая душа не знала, где она. Как оказалось, ни одна, кроме моей сестры. Однако и она не торопилась мне рассказывать, лишь Касим сжалился надо мной, когда увидел, что я дурею от неведения и уже несколько дней выношу мозг окружающим. Я примчался в родительский дом, как только с губ зятя слетели слова: