— Рэйсланд, ты чего задумался? — окликнул меня Коваль, стукнув кружкой по поверхности стола. — Говорили, у тебя где-то в этих краях койка есть?

Я кивнул, не солгав. Цитадель располагалась совсем недалеко от Роуга. Средненькая, маломощная, правильно настроенная портальная арка вполне могла справиться с расстоянием. Только приводить незваных гостей к деду, с которым сам ладил не лучше, чем Маджзре. я не планировал.

— Да… Дед небольшой приют держит, ущербных собирает, — признался я. — Совсем дед свихнулся на старости лет. Ему уже сколько? Лет восемьдесят навскидку. — А про себя сказал, что в этом году деду стукнуло семьдесят шесть.

Шогара я знал с малых лет и частенько сбегал к нему, рассорившись с дедом. Когда не стало отца, мы с Маджзре совсем от рук отбились и называли сестрицу зассыхой из-за страха расстроить мать. Отца — командира специального отряда — забрала бестолковая в то время война. Будто хоть какое-нибудь решение Рогеста псевдо-Тшенранского можно было назвать правильным…

Сегодня не только в Роуге, но и в кабаке Шогара было шумновато. Жестом я попросил соглядатаев заткнуться: у стойки заказа симпатичная блондинка с печатью благородия на роже упаковывала в сумку знатный кусок сыра Почему-то в бастардском происхождении девчонки я ничуть не сомневался, уж слишком хорошее платье на ней было: непризнанным бастардом в империи всегда жилось плохо, но обычно неголодно. Я не мог отказать себе в удовольствии и подошел к ней.

Шогара я знал с малых лет и частенько сбегал к нему, рассорившись с дедом. Когда не стало отца, мы с Маджзре совсем от рук отбились и называли сестрицу зассыхой из-за страха расстроить мать. Отца — командира специального отряда — забрала бестолковая в то время война. Будто хоть какое-нибудь решение Рогеста псевдо-Тшенранского можно было назвать правильным…

Сегодня не только в Роуге, но и в кабаке Шогара было шумновато. Жестом я попросил соглядатаев заткнуться: у стойки заказа симпатичная блондинка с печатью благородия на роже упаковывала в сумку знатный кусок сыра Почему-то в бастардском происхождении девчонки я ничуть не сомневался, уж слишком хорошее платье на ней было: непризнанным бастардом в империи всегда жилось плохо, но обычно неголодно. Я не мог отказать себе в удовольствии и подошел к ней.

— Любите сыр? — меня до сумасшествия привлекали платья с воротником-стоечкой и длинными рукавами по самое запястье. Оттого интереснее, что под ним. — Знаете, я тоже его очень люблю!

— Домогательство хуже только про любовь к животным… — обернувшись, объявила бастард, и ее взгляд залип на стражериумную золотую брошь Любили женщины благородных стражей. Всегда любили! — Но вы. я полагаю, о себе лучшего мнения.

— Пожалуй, — пришлось согласиться мне — Но это самый безболезненный способ завести с прекрасной девушкой разговор, если язык не подвешен. Не хочу обидеть ненароком.

— Значит, сыр вы не любите? — немного обиженно спросила бастард, надув губки. Ее флирт даже мне, искушенному столичными девками мужчине, показался слишком скорым. — Жаль. Сыр очень вкусный.

Соглядатаи, оставшиеся за моей спиной, насмехались, из чего я сделал вывод, что со слухом у нее тоже были некоторые проблемы, а не только с происхождением и материальной состоятельностью. Сыр — самый ходовой в походных условиях продукт и дешевый, ведь империя проблем в молочном достатке никогда не имела. Наверняка девчонка искала мужа, попутно «гастролируя» с неудавшимися партиями. Я таких не раз встречал.

И пяти минут не прошло, как светловолосая фурия взяла меня в оборот. Тело размякло, сознание потекло, и я помнил развязные рваные поцелуи то ли в подвале кабака, то ли в комнате наверху. Мне даже показалось, что она была лучшей в моей жизни, если бы не сказывалась усталость после долгой дороги. Воспользоваться родовым секретом перемещения на глазах соглядатаев я не мог.

Девчонка что-то пропела про мою красоту и как вдарила между ребер. Иглы собственной поглощенной силы вонзились в меня, и я пожалел, что был так неосторожен. Я рухнул, как подкошенный, отдаленно заметив, что не такая уж она и дура: использовала мою силу, не оставив ни следа своей. Если успеет убежать до того, как к моему телу вернется возможность передвигаться, мне ее никогда не догнать.

Нее. все-таки она дура. Одевшись в платье и застегнув все крючки на спине, она не только обчистила мне карманы, забрав кошель с деньгами и дорогие часы, но и проверочную побрекушку с наложенным на нее проклятьем против расхищения. И суток не пройдет, как она протянет свои тоненькие ножки и шустренькие ручки. Умоляй своих богов, девка, чтобы смерть пришла за тобой раньше, чем я доберусь! Тело онемело окончательно. Если я и мог чем-то двигать, то только мыслями в голове. И то недолго: девчонка просыпала мне на лицо блестящий порошок, и я вырубился.

Из воспоминаний Вольсхого мне выбраться не удалось, даже когда дошла до места потери им сознания. Еще долго я ощущала себя им и нечаянно вломилась в свое сознание. Глухой лес. зачарованный. Я бежала по нему, скрыв краденный золотой браслет на запястье под рукавом. Товарищи Вольсхого не обратили внимания, когда я вышла. Только издевательски спросили, собирался ли сам Вольсхий почтить их присутствием.

За пролетевшие шесть лет я и забыла, насколько красив был Вольсхий в юности. Красив, обходителен и выглядел невероятно, божественно богатым. Только я прекрасно понимала, что до таких нищих беженок, как я, обеспеченные мужчины никогда не нисходили.

Я бежала долго: с тем уровнем выносливости я многое могла себе позволить. Не прошло и двух часов, как я запнулась о корень, рухнула лицом в землю, расчихалась, кашляя кровью. Руки дрожали, и тело сотрясли первые конвульсии. И тогда ко мне снизошел Он. Наследник Истинных.

Старик в лиловом плаще в окружении разноцветных светляков, создать которых я не могла по сей день, протянул мне руку и предложил безвозмездно жить в его академии. Я согласилась, не раздумывая.

— Линайя… — протяжный тихий стон вырвался из уст Вольсхого, как только я закончила. Этот стон вырвал меня из бездны собственных воспоминаний.

Уходила спокойная, без стыда за совершенное. Дыры в заслонках пропускали без проблем, не регистрировали мое прохождение. Восстанавливать их Вольсхому придется с утра собственными ручками. За его наведенные чувства я не волновалась. Мужику под сорок, а мне только двадцать три. Такой способен соблазнить женщину исключительно своих лет с вечной проблемой интимного здоровья некромантов на пятом десятке жизни.

Искусственные поленья, объятые магическим огнем, потрескивали совсем как настоящие. В гостиной личных покоев ректорской башни в кресле напротив меня сидел старик-ректор. Он такой же. каким я видела его в последний раз в столовой во время представления Вольсхого. Коротко стриженный, с седыми кудрями. Старик никогда не носил черной одежды. Он обожал невзрачный костюмчик и яркий плащ различных расцветок: то желтый, то красный, то фиолетовый, то зеленый. Сейчас — без плаща, но с бокалом чернородки в руке.

— Я сорок лет управлял академией и знаю, о чем говорю, — проворчал старик. — Не бросай службу, Лан.