На парящую спящую Алиц я смотрела с некоторой долей зависти. Спуск и подъем не прошли бесследно — ко мне вернулась утренняя боль в ногах. Интересно, а меня можно так отлеветировать? Усмехнувшись самой себе, я подошла впритык к Алиц и взяла ее руки в свои. В тот же момент мои ноги оторвались от земли, и мы поплыли вверх.

Я лечу! Я на самом деле лечу!

Душа парила, и я почувствовала, что по-настоящему счастлива Будто попала в сказку, в которой всегда есть место чудесам и добро побеждало зло. Ветер мягко опустил нас с маленькой княгиней по ту сторону стены посреди заросшего цветника и со всей дури ударил в ректорскую башню да так, что та задрожала.

Всклокоченный Вольсхий предстал перед нами спустя две минуты. Мне выпала возможность застать сонную смену настроения от злости до ужаса.

— Алицкарти, — сквозь зубы рыкнул Вольсхий и вырвал девочку из моих объятий. — Что все это значит?

— Она уснула. Очень устала. Сказала, что теперь вы двое — Великий Князь и Великая Княгиня.

Вольсхого перекосило. Он сильнее прижал к груди племянницу, развернулся ко мне спиной и поспешил внутрь цитадели. Я побежала за ним, беспокоясь, что меня оставят ночевать на улице. За широким дерганным шагом Вольсхого я не поспевала, но старалась изо всех сил. По пути умудрилась заплутать и очутиться в совершенно другой башне.

Пока в слабом освещении зеленых факелов добралась до кабинета ректора, дверь была уже заперта. Но внимание привлекло не это. Защитной заслонки на лестнице выше тоже не было. Всегда была — она защищала личные комнаты ректора, включая спальную комнату, — а сейчас ее просто нет. Разрушил со психу? Заслонка не пропускала Алиц?

Решившись, я медленно и с большой осторожностью поднималась по скользким ступеням, держась за выступы неровных каменей в стене. Лестница закончилась, но, по ощущениям, это еще не вершина башни. Я прошмыгнула в открытую дверь и напоролась на продолжение лестницы — прямо. Слева двери не было, только арка. Я выглянула из-за арки и не поверила своим глазам! Вольсхий стоял на коленях, как я совсем недавно, и бережно протирал раненые ступни Алиц.

Выдержка маленькой княгини дала сбой: она даже не пыталась держать лицо — плакала, ойкала при каждом неаккуратном движении Вольсхого и терла руками красные от слез глаза.

— Ты уверена, что никто не выжил? А прадедушка? — такой мягкости в голосе Вольсхого я никогда не слышала!

— Линайя Тонверк уже спрашивала. А потом я уснула.

Даже с моего укрытия было видно, как напряглась спина Вольсхого. Я чуяла неприятности и ужесточение отношения. Будто мне и так было мало! В углу гостиной расположился низкий манеж, в пределах которого спал уже знакомый мне черный щенок гигеры с рыжим пятном вокруг правого глаза.

— Я разберусь с Тонверк. не беспокойся, — пообещал Вольсхий.

От его тона я вздрогнула. Курительный состав я так и не собрала, хотя сейчас — самый лучший момент для его использования! Все выходы из цитадели, как понимала, закрыты. Третьего плана нет. Все стало еще хуже.

Алиц тихо сопела — я и не заметила, как она уснула. Вольсхий поднял ее на руки и понес в другую комнату. Сейчас он выглядел таким домашним, что мне даже стало стыдно за свое отношение к нему. В одну ночь Вольсхий и Алиц стали круглыми сиротами. Теперь-то они точно носа из цитадели не покажут. Эти земли — их гнездо. Ведь именно так сказал Вольсхий. верно?

Очень долго он не возвращался в гостиную. Сколько требовалось времени, чтобы уложить спящего ребенка? Подавив возмущение, я набралась смелости и прокралась к арке, ведущей в соседнюю комнату. Все было так необычно. Внутри намного больше пространства, нежели выглядело с улицы.

На этот раз — кухня. Напротив огня — стол под окном с забавными голубыми занавесками, изъеденными молью. Здесь я останавливаться не стала. За следующей аркой снова лестница и снова с выбитой защитой. На следующем этаже — я не знала на каком по счету — лестница не оканчивалась, но заслонка не была сорвана. Зато дверь рядом нараспашку. Внутри еще одна комната, в которую я осторожно заглянула.

В кровати под желтым одеялом посапывала Алиц, в кресле задремал Вольсхий. Не сразу но я приблизилась к нему. И не узнала! На улице в ночной тьме он был крайне зол, и за злостью я не заметила его внешнего вида. Но не сейчас в, пускай тусклом, свете настенных факелов я видела все. Вольсхий в один миг постарел на десять-двадцать лет. В полумраке мне показалось, что его темные волосы проредила серая грязная седина. Кожа на лице побледнела, в уголках рта и глаз залегли морщины. Пальцы жестко впивались в подлокотники кресла до побелевших костяшек.

Насколько сильно нужно ударить по боевому некроманту чтобы довести его до такого состояния? Мне было жалко его, до слез. Дед, его жена, отец, мать и старшая сестра, муж сестры. И все — мертвы? Сейчас я не сомневалась только в одном — к утру Вольсхий отдохнет и озвереет. Он не проснулся, когда я впритык подошла к спинке кресла. Даже не шелохнулся. Прошедшее с момента его возвращение в цитадель время было для него тяжелом — он перевернул всю академию с ног на голову в считанные дни! И теперь такие известия!

Я попыталась взять себя в руки, вспомнив данное им обещание разобраться со мной. В свете произошедших событий Вольсхий больше не будет церемонится — сразу отправит на тот свет. А умирать мне не хотелось, несмотря ни на что. Поймает — убьет на месте, не разбираясь. Но я все равно чуть наклонилась вперед, облокотилась грудью на спинку кресла и положила ладони на темноволосую голову касаясь указательными пальцами висков. Вольсхий не шелохнулся.

Его дурной, судя по мимике, но глубокий сон не отпускал, что приободрило. Я всего лишь немного вмешаюсь в воспоминания и поправлю отношение ко мне, улучшу его. Это ведь не так серьезно. Не буду же я подчинять его себе — ему племянницу воспитывать!

Алиц стала еще одной причиной. Заставить ее пройти те же злоключения, что выпали на мою долю, я не хотела. Вряд ли она справится, какой бы сильной не была. Вдохнув и выдохнув, я постаралась максимально расслабиться. Любая неправильная мысль могла сломать Вольсхому мозг и превратить в овощ.

Первым посетившим меня видением стала короткая картинка. Короткий, полный подозрения и презрения взгляд наверх — я выглянула из окна библиотеки. Смягчаем углы и добавляем легкую заинтересованность.

Второй раз он заметил меня в столовой во время представления его дедом. Я даже имя его вспомнила — Рейсланд. А то все Вольсхий да Вольсхий. И снова это противное чувство в его душе — подозрение. Будто кто-то намекнул ему, что я имела страшную тайну и не сказал какую именно.

Вместо безразличного ковыряния в тарелке с рыбой и выслушивания трепа Сарона в пол-уха послала в воспоминания легкую искреннюю улыбку, адресованную конкретно Вольсхому в поддержку. Чтобы дружелюбия добавить. Правильное приятие этой улыбки я также проконтролировала.

Нашу третью встречу после его возвращения я помнила — снова библиотека. В тот день я обложилась разными пособиями по некромантии и в очередной раз искала информацию о слиянии энергии жизни и энергии смерти. Впервые я нашла в душе Вольсхого очень яркий, отчетливый интерес к своей персоне. Причем чисто в научной плоскости.