– Вы видели где-нибудь кран? – спросил он, и по его голосу было понятно, насколько этот вопрос срочный.

– Вроде бы есть в центре информации и в кафе.

– Слишком далеко. А у нас только одно ведро. Пламя становилось по-настоящему высоким. Альфи, спиной ко мне, возился с молнией на брюках. Он повернул голову и крикнул через плечо:

– Давай! Чего ты ждёшь? Надо это остановить!

– Альфи, ты спятил! Здесь музей. Ты не можешь взять и… описать экспозицию.

– Если они хотят, чтобы от экспозиции что-нибудь осталось, я сделаю это. И ты тоже, Эйдан. Давай. Рокси, тебе не обязательно.

Он уже начал. Раздалось громкое шипение, и от костра поднялось большое облако жёлто-серого дыма.

– Давай! – он пытался перекричать шипение. – Мне не хватит мочи! Я сходил после обеда.

А я – не сходил. И, если честно, уже давно высматривал туалет. Поэтому, когда начал опустошать мочевой пузырь, ощутил полное блаженство. Дыма и пара стало в два раз больше. Они поднялись выше крыш.

Альфи уже закончил и застёгивал штаны, когда мы заметили, что к нам идёт человек в тунике. Он закричал:

– Эй! Какого чёрта вы тут делаете?

– Бежим! – сказал Альфи.

Я был в середине процесса и не сумел сразу остановить такую мощную струю.

– Никак, – простонал я, но Альфи уже скрылся. Работник музея подошёл ко мне.

– Ты, маленький негодяй! – закричал он.

Группа китайских туристов вернулась, и несколько человек фотографировали меня в клубах дыма и пара. Я никак не мог завершить процесс и проклинал выпитую большую порцию кока-колы.

Единственное, что я мог сделать – это попытаться замедлить поток и натянуть штаны. Я бросился бежать, а из штанин капало. Чтобы скрыться от экскурсовода, нужно было пробраться через группу туристов. Когда я подбежал к ним, они расступились, видимо, не хотели быть забрызганными. И тут я споткнулся. Пытаясь удержать равновесие, я повернулся, но упал спиной в лужу. Ширинка у меня была расстёгнута, вид был совершенно неподобающий (вы понимаете, о чём речь). К тому же я ещё не закончил писать. Это лицезрели китайские туристы, а через несколько секунд к ним присоединился человек в шерстяной тунике и поддельной кольчуге.

– Так, ты, – сказал он, отбрасывая пластмассовый топор и хватая меня за руку, – пойдёшь со мной.

Вспышка фотокамеры завершила моё унижение.

У нас с Альф и были неприятности. Но поскольку Альфи был новенький и много пережил, учителя решили обойтись с ним помягче. Так что мне повезло. Они понимали: будет несправедливо обойтись мягко с ним и сурово – со мной. Поэтому мы оба легко отделались.

Конечно, никто не поверил, что мы пытались спасти крышу хижины от огня. Но я не рассказал, как Иниго и его дружки подбросили хворост в огонь. Ведь худшее, что можно сделать в школе, – наябедничать. Похоже, и Альфи это знал – он тоже промолчал. Рокси очень мудро притворилась, будто вообще ничего не видела.

Нас отчитали и отправили в автобус, сидеть там до окончания экскурсии. Обещали вызвать к директору, написать письмо родителям и социальному работнику, но мы понимали, что это только угрозы.

– В голове не укладывается, – сказал мистер Спрингхам тихо (от чего его голос прозвучал ещё более угрожающе, чем обычно). – Что за рисовка? Вам кажется, это забавно?

Я опустил голову, изображая раскаяние, которого не ощущал.

– Нет, сэр.

– Нет, сэр, – повторил за мной Альфи.

– Именно, – подтвердил мистер Спрингхам.

– Мы ведь предупреждали: огонь может нанести большой урон имуществу и людям, – сказал Альфи.

Мистер Спрингхам сдержался, но с таким усилием, что лицо его приобрело странный багровый оттенок.

Ходить в школу утомительно. Но это одно из самых упоительных занятий в моей длинной жизни.

Раньше я никогда не ходил в школу. Во всяком случае, в такую школу, в какую ходят дети двадцать первого века.

Я был во многих «школах», где научился многим вещам.

Но огромное здание, где детей больше тысячи и все они изучают одно и то же? И им не надо за это платить? Такого я ещё не видел.

К тому времени, когда родителей законодательно обязали отдавать детей в школу (это было в 1880 году), я уже многие столетия прекрасно умел читать и писать.

Тогда образование сделали обязательным для детей до десяти лет. А поскольку я значился одиннадцатилетним, то в школу мог не ходить. Позже возраст подняли до одиннадцати, затем до двенадцати лет, но если ты читал и писал, школу посещать тебя не заставляли.

В 1918-м, в год окончания Великой войны, обязательный возраст снова подняли, до четырнадцати лет. Тогда наша жизнь усложнилась. Нам с мамой приходилось врать властям про мой возраст и причины, по которым я не хожу в школу. У нас получалось, отчасти благодаря тому, что я был неплохо образован.

Теперь я оказался в Академии имени сэра Генри Перси.

Дети здесь были живые и шумные. С учителями они вели себя нахально, и учителя, кажется, не возражали. Хотя один из них всё время громко орал. Ученики смотрели на меня недоверчиво, но никто не проявлял враждебности, по крайней мере в открытую. Кроме того парня, Иниго Деломбры, который, кажется, не переставая ел сладости. Он отнял у меня очки и передразнивал мою манеру говорить. Иниго делал вид, что шутит по-доброму, но на самом деле он притворялся.

И ещё в школе были Эйдан Линклейтер и Рокси Минто, мои друзья. Очень приятно иметь возможность так сказать.

Всё это отвлекло меня от Джаспера, дяди Эйдана. Я его больше не видел и начал думать, что всё выдумал. Возможно, я просто был не в себе.

Книги в школе выдавали бесплатно. Вы можете в это поверить? Любую книгу я мог получить в библиотеке, и некоторые из них оказались замечательные. В середине дня все ели. Некоторые ходили в клуб «Завтрак», где еду давали бесплатно. Представляете?!

Я не ходил в клуб «Завтрак». Я завтракал в Доме графа Грея. Другие дети ели утром мюсли из разноцветных коробок. Они насыпали мюсли в чашку, доливали молоко и ели ложкой.

(Скорее всего, вы всё это знаете, но я рассказываю на случай, если не знаете.)

Мне мюсли казались слишком сладкими, и тётушка Рита обычно готовила для меня яйца.

В первый понедельник я поехал в школу с Санжитой. Она припарковала машину напротив входа и внимательно посмотрела на меня.

– Всё нормально, Альфи? Ты очень рано пошёл в школу – после всего случившегося.

Тут у меня промелькнула ужасная мысль: Санжита не пустит меня туда. Скажет, будто я не готов или что-нибудь ещё. Долгие годы я смотрел, как дети в форме идут в школу, как они смеются и кричат. Санжита не может мне помешать!