Я во все глаза смотрела на папу. Даже про платок позабыла. Да что это с ним? Он мямлит, как будто не решается сказать что-то важное. Это так на него не похоже! Мой отец всегда был решительным и бесстрашным. Он не боялся ничего, вступал в споры с начальством, особенно если дело касалось несправедливости по отношению к подчиненным. Столько неприятностей через это огреб, мама говорила, что он стал бы генералом лет на десять раньше, если бы не его правдолюбие, неполезное для карьеры.

– Папа, я тебя не понимаю, – не выдержала я. – Давай уже говори прямо.

– Прямо? – Отец откашлялся и отложил трубку, которую вертел в руках. – Ладно. Как хочешь. Так вот, я ставлю тебя в известность, Евгения, что намерен жениться.

Некоторое время я просидела, тупо таращась на стену с фотографиями. Даже не знаю, что меня поразило больше – известие, которое никак не доходило до моего сознания, или эта незнакомая «Евгения». Отец никогда меня так не называл.

– Папка, ты чего? – наконец обрела я дар речи. – Слушай, может, тебе показаться врачу? Мы недавно слушали лекцию о стрессовой фуге…

– Не перебивай меня! – вскипел отец. – Со мной все в порядке. Я в здравом уме. Твоя мать давно знала, что может умереть в любой момент. Она сама мне сказала, чтобы я не хоронил себя в память о ней, а связал жизнь с женщиной, которую люблю. И женился.

– С жен… которую любишь?! – до меня медленно, но все-таки дошло, что отец говорит серьезно. И он действительно в здравом уме. – И что это за женщина?

Отец отвел глаза и откашлялся. Я в упор глядела на него, ожидая ответа.

– Это Любовь Ивановна, наша соседка. Мы уже много лет любим друг друга. У меня другая семья. Просто ты была слишком занята своими делами, а мама тебе не говорила, не хотела тебя травмировать.

– Тетя Люба? Которая приходила попросить у мамы луковицу? У которой прическа как воронье гнездо? С сыном которой мы дрались в шестом классе?!

Почему-то меня больше всего убивало то, что разлучницей оказалась не какая-то неведомая красотка, а толстая клуша тетя Люба.

Неожиданно на меня напал нервный смех.

– Ты… ты ее любишь? Эту? Ты променял маму на эту курицу? Вы же так любили друг друга! Она же с тобой всю жизнь моталась по гарнизонам! С больным сердцем! Мечтала тебе еще сына родить, да только врачи запрещали. Она мне про тебя слова плохого не сказала! Когда ты приходил пьяным, она говорила: «Папа устал. Папа отдыхает!» И ты ее променял… Ха-ха!

Смех мой сделался совсем неудержимым. Честно говоря, я просто не могла остановиться. Отцовская пощечина вернула мне способность мыслить здраво.

– Спасибо, – сказала я, вставая. Подошла к раковине, пустила воду. Подождала, когда станет похолоднее, и плеснула в лицо ледяной водой.

Отец с тревогой наблюдал за мной. Не знаю, какой реакции он ждал – что я брошусь ему на шею? Что обниму тетю Любу и стану называть ее мамой? Что возьму предмет потяжелее и пойду ее убивать?

Но Максим Охотников не ожидал того, что будет дальше. Я прошла в комнату и начала собирать сумку.

– Жень, ты куда? – обеспокоенно спросил отец.

– Я уезжаю. Насовсем, – сказала я, не оборачиваясь. Вещей у меня было мало, так что сборы не заняли много времени.

– Да ночь уже. Подожди хотя бы до утра!

– Не стоит. Я не пропаду.

Отставной генерал стоял за моей спиной и не знал, что сказать.

– Твоя мама меня простила, – привел последний аргумент отец.

– А я не прощаю, – отрезала я. Вскинула сумку на плечо и вышла из дома. Как оказалось, навсегда.

С тех пор я не общалась с папочкой – не отвечала на телефонные звонки и письма по электронной почте. Посредником между нами служила моя тетушка – именно Мила передавала отцу известия, что я жива и здорова. А его судьба меня совершенно не интересовала. Предателей я не прощаю. Такой уж у меня характер.

Так вот, в тот день в автобусе я думала не о предстоящей спецоперации, а о свидании с отцом, на которое зачем-то согласилась. Прошло несколько лет со дня нашего последнего разговора, и я подумала, что от меня не убудет. Максим Леонидович был в Москве проездом, один, без новой супруги. Ну что такого страшного, если я встречусь с ним? Посидим где-нибудь, пообщаемся. Может быть, он уже осознал, как жестоко поступил? Может, хочет извиниться?

– Охотникова, спишь? – выдернул меня из задумчивости голос командира. – Соберись, не на отдыхе!

Автобус доставил нас на военный аэродром, маленький самолет уже ждал нас на взлетке, автобус подогнали к самому трапу, и мы быстро погрузились, взлетели и спустя два часа приземлились. Я понятия не имела, где нахожусь. Да это было и неважно. Уже потом я узнала, что это был курортный городок у моря. В тот день он стал мишенью террористов.

Была зима, в город пришло непривычное похолодание, кое-где даже выпал снег, и пальмы стояли, закутанные в рогожу, смешные и нелепые, похожие на щетки для уборки. До рассвета еще оставалось несколько часов. Мы приняли таблетки – специальный препарат, повышающий остроту зрения и концентрацию. Командир объяснил нам задачу. Из автобуса мы пока не выходили.

Это был аквапарк под названием «Ракушка» в стороне от моря. Вчера вечером террористы проникли в здание, устранили слабую охрану и взяли в заложники всех, кто в тот момент находился в «Ракушке». Помимо обслуживающего персонала – их должно было быть пятнадцать человек, там оставались поздние посетители. Аквапарк работал до восьми вечера, вот незадолго до закрытия все и случилось. Выяснить, сколько внутри людей, не представлялось возможным. Если бы дело было днем, можно было бы запустить беспилотный аппарат и снять на камеру происходящее там через стеклянный купол крыши. Ночь затруднила задачу.

Всю ночь велись переговоры, но какие-то неэффективные. Террористы требовали то одного, то другого, то соглашались на условия – отпустить часть заложников, хотя бы женщин и детей, а потом снова отказывались от обещаний. В общем, знающему человеку становилось ясно, что готовится что-то жуткое. Как только рассветет, террористы сами сольют информацию о происходящем. Очень скоро тут будут журналисты. В стремлении первыми дать зрителю горячие новости они способны на все. Во время теракта на Дубровке они невольно помогли террористам координировать свои действия, показывая картинку, на которой был готовящийся к штурму отряд. Интернет есть у всех.

Значит, речь шла не о деньгах. Это должно было стать резонансным делом, таким, которое не сходит со страниц мировых новостей долгое время и позволяет получить финансирование под деятельность разных фанатиков. Еще бы, вон они на что способны! А что при этом погибнут люди…

Будет штурм. А значит, будут жертвы. В таком здании невозможно обеспечить безопасность гражданских. Один стеклянный купол чего стоит. Я мерила его взглядом и прикидывала, что будет, если его взорвут. Осколками накроет всех – и кто внутри, и кто снаружи. Никаких подшипников не надо.