что сражения, причем самые ожесточенные, проходили по всей линии Данневирка, что, в конечном счете, германцам удалось ее прорвать и пройти на Ютландский полуостров. Далее Оттон II и Харальд Синезубый сочли за лучшее окончить войну мирным договором, в котором стороны ограничивались к возвращению отношений на уровне до начала военных действий. Причина такой умеренности Оттона II понятна: во-первых, прорыв через Данневирк стоил, видимо, очень дорого. Во-вторых, накал боевых действий только нарастал, а в лабиринте из островов и протоков у данов оказывалось преимущество. В-третьих, даже захватив Данию путем чудовищного напряжения сил и огромных жертв, Германия получила бы кровоточащую рану во все морское побережье, поскольку ничто и никто не будет препятствовать набегам норманнов, у которых, к тому же, появится новый стимул к жестокости, т. е. мести. Тогда Оттона II обвинят в том, что он из-за личных амбиций отказался от политики своего отца, который сочетанием решительности и компромиссов обеспечил мир в Северной Германии. Наконец, в-четвертых, начали провяляться симптомы, опасные для императорской власти, на окраинах Германии (прежде всего в Баварии и Лотарингии), и нужно было поспешить с тем, чтобы освободиться от проблем на севере и сохранить как можно больше верных Оттону II людей.

Во время заключения мира с Данией Оттон II потребовал от Харальда Синезубого быть настойчивее в продвижении христианства в Скандинавии. Как император, т. е. ответственный за защиту Церкви и ее устройство, за успех христианского миссионерства, Оттон II обязан был этого требовать. Другое дело, так ли уж было необходимо Харальду Синезубому эти требования выполнять? Однако он подчинился. Прежде всего, он потребовал от Хакона Сигурдарсона, который контролировал западные фольки Норвегии, чтобы тот принял христианство и начал борьбу с язычеством. Но власть Хакона основывалась на верности древним традициям и он, как и его подданные, очень дорожил сложившимся равновесием и благополучием. Хакон выполнил свой долг верности Харальду во время обороны Данневирка, но не допускал вмешательства в дела своих земель. Харальд настаивал, и это, в конечном счете, привело к взаимному охлаждению. Это было еще одно крупное поражение датского короля.

В непосредственно же контролировавшихся им фольках юго-восточной Норвегии Харальд преуспел больше. Но это успех был скорее формальный: количество храмов умножилось, но население в отношении Дании становилось все ожесточеннее. Он явно утратил чувство реальности. Ранее к Харальду в основном относились уважительно, как к тому, кто принес в Норвегию мир после бесконечных внутренних войн. Теперь же в нем все более видели иностранного узурпатора. Христианизация, проводимая ускоренно и насильственно, грубо, без уважения к местным обычаям и традициям, привела к тому, что одну часть Норвегии Харальд полностью потерял, в другой же части Норвегии зрело недовольство и возникла угроза потери и ее. Еще хуже было то, что внутри самой Дании он начал проявлять неуместную повышенную активность в искоренении язычества.

В Дании с 960-х годов сложилось положение хрупкого равновесия между христианством и язычеством. По мере развития связей с Германией, по мере развития культуры и развития социально-политических институтов христианство неизбежно вытеснило бы последние реликты язычества в ближайшие полвека, это произошло бы сравнительно бесконфликтно и, так сказать, естественно, со сменой поколений. Сам же Харальд I и заложил основы именно такой политики. И он же, видимо, после потрясения, связанного с прорывом Оттона II через Данневирк в Ютландию, когда в какой-то момент и власть, и жизнь Харальда Синезубого висела на волоске, начал ее разрушать. Силой бороться с вековыми традициями всегда опасно, во всяком случае, это не проходит без ущерба той власти, которая инициирует такую борьбу. Кроме того, расширяя территории трех епископских округов, учрежденных еще Оттоном Великим: Рибе, Орхус и Хидебю – он затронул весьма болезненный вопрос юрисдикции земельных наделов. В сущности, где-то в 975-976 годах король поставил под сомнение исконные права земледельцев, в том числе и ярлов. Харальд все отчетливее заявляет, что не традиция, а воля короля является источником прав на тот или иной земельный участок. В сущности, процесс феодализации был неизбежен, но ничего хорошего не будет, если процесс, занимающий не один век, попытаться уложить в несколько лет, особенно, если эта лихорадка инициирована (хотя бы в сознании людей) военными неудачами.

Князь Владимир окажется в Дании именно тогда, когда взаимное недоверие было близким к зениту и обстановка становилась взрывоопасной. В этой ситуации о какой помощи людьми со стороны Харальда Синезубого могла идти речь? После множества жертв последних лет люди, владеющие оружием, были в острейшем дефиците. При этом уже начала происходить поляризация сил. Во-первых, предчувствуя внутреннюю войну, ярлы активно восстанавливали свои дружины. Харальд, естественно, мобилизовал своих людей. Недовольные Харальдом начали собираться вокруг сына короля Свейна Вилобородого, который становился как бы лидером оппозиции. Стремясь перехватить инициативу и вернуть сильно пошатнувшиеся позиции Харальд Синезубый выдвинул идею реванша за 973-й год, т. е. новой войны против Оттона II[24].

Итак, ни Германия, ни Дания не имели возможностей удовлетворить запросы Владимира Святославича, но не потому что питали к нему какую-либо антипатию или были равнодушны к новгородскому серебру, а потому что сами испытывали острую необходимость в воинах. Вряд ли имело смысл Владимиру обращаться к шведским ярлам. Во-первых, боевой опыт (и слава именно как воинов) свеев была несоизмеримо ниже, чем у соседей. Во-вторых, поход Стюрбьерна Старка хоть и завершился для агрессора разгромом, но и сильно обескровил шведские скромные дружины. И не только обескровил, но и напугал: опыт подсказывал, что только этим дело не ограничится и, следовательно, нужно усиленно готовиться к новым сражениям.

Владимиру оставалось ехать в Норвегию. Причем, именно в ту ее часть, что находилась под властью Хагана Сигурдарсона. И Владимир направился в северо-западные норвежские фольки.

Глава 8. Владимир и Олав Трюггвасон

Здесь самое время вспомнить фантастическую историю, сделавшую навсегда знаменитым некоего Олава Трюггвассона саги рассказывают, что он родился после того, как злобные сыновья матери-ведьмы убили его отца. Астрид, мать Олава, бежала на остров посреди озера, родила сына, и пряталась там долгое время. Потом, поскольку ее преследовали, пряталась в лабиринтах фьордов, затем бежала в Швецию. Оттуда решено было вывезти мальчика к старшему брату Сигурду, который служил в «Хольмгарде», т. е. в Новгороде. Мальчика перевозил его приемный отец, старый Торольв Вшивая Борода. На море корабль был захвачен эстами – они убили Торольва, а Олава взяли в рабство. Спустя некоторое время Сигурд, занимавший при дворе русского князя видное положение, был с посольством в земле эстов и на рынке встретил юношу, которого выкупил и увез с собой.