— Вон лошади!, — сказала Ильяна, хватая Евгения за рукав, — я уже собрала свои вещи и книгу! Нам нужно поскорее удирать отсюда! Кстати, это его лошадь!

Куда — вот в чем был вопрос. И что она подразумевала, говоря:

«Его лошадь?» «Ильяна!, — не выдержал юноша, хотя его губами точно говорил сейчас призрак, — куда нам бежать? И ты чего хочешь найти? Отчего ты бежишь?» — Моя мама хочет тебя погубить, она уже проболталась, ты понимаешь/ И потому бесполезно разговаривать с отцом, он вряд ли поможет тебе!

Руки Евгения ломило — кровь только-только начала расходиться по распрямляющимся жилам. Он сразу поверил девушке — ведь он отлично понимал, как Петр и Саша разговаривали, и очень часто упоминали жену Петра, приговаривая, что от нее невозможно ожидать ничего хорошего.

Кажется, это ее звали Эвешка, и уговорить ее на что-то, противоречащее ее мнению, было невозможно.

— Пошли быстрее!, — потянула Ильяна парня за рукав, — мой отец спит, но она-то нет! Она как раз плывет сюда на лодке!

Поздно вечером она будет здесь!

Словно в беспамятстве, Евгений следовал за девушкой. Он даже не знал, куда она его поведет. Впрочем, это было не столь важно — главное, чтобы подальше от этого страшного места. Вскоре оба они уже оказались у ворот.

Надо же, и в самом деле тут Белица! Не веря своим глазам юноша потянулся рукой к лошади. Белица — единственное, что осталось от его прошлой жизни.

Лошадь осторожно приблизилась к своему хозяину и обнюхала его. Евгений сразу почувствовал себя увереннее, сильнее, ощущая на щеке горячее дыхание лошади.

Одно юноша знал наверняка — больше всего на свете он любил эту лошадь. Если бы он оставил ее дома, то отец в ярости умертвил бы ее. Он часто гневался и в гневе был очень страшен — никто не смел ослушаться его приказа, будь то простой слуга, или собственный сын…

А отец, он мертв? Нет, вряд ли — кажется, что и сама смерть до сих пор обходила его стороной. Зато она уносила близких людей. Унесла его мать. Унесла его тетю, его двоюродного брата.

Нет, лучше перестать думать об этом!

Евгений ласково похлопал Белицу по холке, а затем, одолевая легкое головокружение, стал вскарабкиваться в седло.

И тут он снова вспомнил лестницу в терем, лицо… Конечно, если бы великий князь узнал то, что знал Евгений, он сразу приказал бы отрубить отцу голову. И Евгений сам, пойди он только к князю, вынес бы этим отцу смертный приговор. Он годами носил это в себе, но не знал, что мешает ему пойти к князю. Может быть, смутное предчувствие, что потом князь все равно станет чураться сына, предавшего своего отца?

Тем временем Ильяна подвела лошадь поближе к дому. Привязав уздечку к перилам крыльца, девушка опрометью метнулась в сени. Евгений подумал, что она пришла за своими вещами. Сердце его бешено колотилось — вдруг сейчас оттуда выйдет Петр? Тогда конец! Впрочем, он не волшебник, с ним можно договориться, что-то доказать ему…

Вдруг что-то шевельнулось в душе юноши. Кажется, он был тут когда-то. Только тогда он удрал и из этого дома. Но почему, зачем? Впрочем, это не столь важно. И Евгений подумал, что он бесконечно бежит — с одного места на другое, оттуда еще куда-то. Так вся жизнь и пройдет.

… Лодка с гулким стуком уткнулась носом в изношенные непогодой сваи причала. Уже начинало смеркаться. Странно только, что ни Петра, ни Александра на берегу не было. Эвешка привязала веревку к колышку и побежала на берег. Сердце ее забилось — она предчувствовала что-то недоброе. Птицей взлетела она на крыльцо и распахнула дверь.

— Петр!

Странно, что дверь не закрыта на засов. В доме было темно.

Правда, в печи курились угли. Где-то за печкой стонал домовой, словно жалуясь на опустевший дом.

— Петр!!!

Эвешка затравленно огляделась по сторонам, напрягая всю свою волшебную силу, только бы понять, что произошло. Наконец она что-то уловила. Бросившись к комнате Ильяны, женщина растворила дверь. Кровать дочери была в полнейшем беспорядке.

А рядом, прямо на полу, лежал Петр. Спит не спит… Голова покоилась на подушке, сам укрыт одеялом. Эвешка упала на колени и провела рукой по голове мужа. Только тут она заметила большую ссадину, на которой запеклась кровь.

Она не посмела даже рассердиться. В голове было только одно — только бы с ним все было нормально! Порывисто схватив руку мужа, холодную, как снег, Эвешка забормотала: «Петр! Очнись!

Петр!» Глаза его открылись. Он удивленно посмотрел на жену, явно удивляясь ее присутствию. Кажется, в последний раз он видел тут Ильяну…

Как же такое могло вообще случиться…

Эвешка даже не думала о дочери. И она не могла позволить себе разгневаться по привычке. Она только вспомнила про Сашу и стала заклинать волшебные силы, чтобы с ним все было в порядке.

Только теперь она поняла, как любит Петра. Только ее любовь оберегала все эти годы Петра Кочевикова. Может быть, спасла она его и на этот раз — Эвешка усилием воли приказала голове мужа не болеть больше и отогнала ломоту из его тела.

— Она ушла с ним, да?

— Я не знаю, куда она подевалась!, — отозвалась Эвешка.

Она ловила не только каждое слово, но и каждую мысль мужа, держа его голову в своих руках, — ну вообще-то я уверена, что они вместе удрали. Кажется, куда-то к северу!

Петр попытался подняться на ноги, но смог сделать это только с помощью Эвешки. Она почувствовала, как где-то неподалеку, вроде бы, в бане, очнулся свояк. Он ощупывал свои синяки и шишки. Впрочем, ох он заслужил — нечего было проявлять такую беззаботность!

— Так тебе и надо!, — мысленно говорила она Саше, с жалостью глядя, как Петр на дрожащих ногах, цепляясь за стены, направляется к выходу, чтобы сейчас же седлать лошадь и скакать вдогонку за дочерью.

Эвешка последовала за Петром на кухню. Кое-как они набрали снеди ему в дорогу. У него по щеке снова потекла кровь — видимо, он разбередил рану. Впрочем, Петр казнился не столько из-за вероломства Ильяны, сколько из сознания собственной беззаботности. Ильяну винить было не в чем — она наверняка просто стала орудием в руках этого бессовестного ублюдка. Или, что еще хуже, призрак, принявший иную личину, втерся ей в доверие.

Почуяв его милосердие к дочери, Эвешка прямо-таки вся вспыхнула от злости, но воли чувствам все же не дала.

Тут вдруг Эвешка подумала — к чему все эти хлопоты, сборы, волнения… У нее ведь еще достаточно силы, чтобы остановить дочь, где бы она сейчас не находилась. Остановить-то она ее остановит, а что потом…

Петр всегда всем прощал — Ильяне, Кави, а теперь ей, Эвешке.

Простил ей то, что она годами подвергала его такой опасности.

— Послушай-ка, — вдруг с беспокойством сказал Петр, — а куда это Сашка подевался?