по палате, до половины закатанный в гипс, заерзал и попытался спрятаться под одеяло. Камаев вдруг увидел себя со стороны: небритого, в линялом больничном халате. Поймал себя на мысли, что непроизвольно хочет поджать под себя голые и покрытые жестким черным волосом ноги.

– Привет. – Жанна протянула ему пакет. – Тут вот Антон тебе вещи собрал. Твои же наверняка дымом пропахли, да и вообще…

– Спасибо. А ведь Степан Андреевич хотел за мной приехать?

– А приехала я. Смирись. Когда тебя отпустят?

– Да вот уже. Сейчас врачи справки подпишут, и можно будет ехать.

– Тогда я тебя жду.

Она вышла, сосед по палате вынырнул из-под защитного кокона одеяла и просипел:

– Красивая. Не женись. А то будешь как я.

Ильяс беззвучно хмыкнул. Сосед попал в аварию, когда мчал домой в надежде застать в квартире любовника жены. Что ж, у каждого свой опыт. У кого-то тело, а у кого-то сердце залито гипсом, кто знает, когда придет срок сломать затвердевшую оболочку?

* * *

Перед больницей сновали люди. Входили, выходили. Мелькали «Скорые». Двор ощетинился усталыми клумбами петуний. Головки цветов поникли. Дождей давно не было, а полив, может, не был запланирован администрацией. Но в целом больница производила хорошее впечатление. Жанна остановилась возле информационного щита. Здесь же была и схема расположения корпусов. Одна часть была посвящена коммерческим услугам: пластическая хирургия и косметологический центр, даже услуги по анализу ДНК – любой каприз за ваши деньги. Ее окликнули. Камаев стоял на крыльце, держа в здоровой руке пакет. Она подбежала и пакет отобрала.

– Такси скоро будет. Можно пока посидеть на лавочке.

– Ой, нет, я уж насиделся. Належался.

– Болит?

– Не очень. Что в мире творится?

– Давай тогда прогуляемся. Расскажу.

Они пошли по дорожке, ведущей вдоль главного корпуса к автостоянке. Эта встреча представлялась Жанне в мечтах немного по-другому. Вчера они были близки так, как только могут быть близки люди не телами, но душами. Вчера ей казалось, что между ними сломался тот невидимый барьер, который сознательно или нет они выставляли между собой, причем с обеих сторон. Но сегодня Камаев снова был не то чтобы холоден, но как-то вял. Ну и пусть. Жизнь давно приучила ее, что не раздает подарков просто так.

Пока шел пересказ вчерашних событий, Камаев все молчал. Могло даже показаться, что ему не слишком интересно. Она оборвала рассказ на полуслове. Камаев не среагировал, но потом встрепенулся:

– Значит, они решили, что это Инга все провернула?

Получается, что все же слушал, и слушал внимательно.

– Им так, наверное, проще. Но я не верю, что она могла такое придумать. Хотя знакомство с Саловым сильно не в ее пользу.

– Как ты рассказала, друзьями они не были. С чего бы ему ей помогать? Наоборот, она бы его и опасаться должна. Вдруг он решит отомстить?

– Да мы ж не знаем, как там все на самом деле. Может, она как раз и подбила его на это с целью компенсировать моральные убытки. Мол, денег заработаем.

– Как? Документы еще надо знать, кому продать. Инга не походит на акулу финансового бизнеса.

– Да, и тут не сходится.

– А если кто-то, зная ее историю с Саловым, специально выбрал его для похищения?

– Чтобы навести на нее подозрения? Что ж, Ильяс Закирович, ранение не повлияло на ваши аналитические способности.

Камаев хмыкнул:

– Вы, Жанна Викторовна, хоть и показали себя храбрым портняжкой, но язвительность натуры никуда не дели.

– Почему портняжкой?

– Потому что одним махом семерых побивахом.

Ее тут же кинуло в жар. Почему-то показалось, что Ильяс намекает на ее драку с пассажиром. И не драку даже: она просто врезала от души уроду. Сейчас эта история не вызывала ничего кроме стыда. Да, она была в стрессе, не владела собой. Но это не оправдывает…

Камаев остановился и заглянул ей в лицо. Внимательно:

– Прости, кажется, ляпнул что-то…

Она махнула рукой и улыбнулась через силу.

– Лучше скажи вот что. Допустим, твоя жена не может иметь детей… – Она услышала, как Камаев издал странный звук, но продолжила: – Но от любовницы есть сын. И сын хороший, отличный просто. И он как бы наследник же? Ты бы захотел, чтобы он рос в твоем доме, воспитывался так, как хочется тебе и так далее?

– Возможно. Но как быть с матерью ребенка?

– Во-от! – Жанна выставила указательный палец вверх. – Мать же не позволит забрать сына. Ей выгодно держать ребенка при себе: деньги и прочие плюшки прилагаются.

– Может, она просто его любит, ребенка-то?

Жанна посмотрела на него с уважением.

– Любит, – согласилась она. – Одно другому не мешает.

– Насколько я понял, всех все устраивало. И Белковского, и жену его, и даже Ингу.

– Не скажи. Ни одна женщина не будет мириться с ролью любовницы. Нет, может, и будет, но недолго. Все равно начнутся ссоры, упреки и так далее. И тут у меня не складывается. Белковский категорически не хотел разводиться с женой. Внебрачного сына от жены скрывал, но жена про связь мужа на стороне знала, но делала вид, что все нормально. Веришь в такое?

– Что ты ромашку устраиваешь: веришь, не веришь. Не понимаю, куда клонишь.

– Сама плохо понимаю, просто у меня концы с концами не сходятся. – Жанна постучала пальцем по голове. – Чую, что именно в этом месте конь потоптался…

– Собака порылась, – поправил Камаев. – Правильно сказать…

– Ох, Ильяс… Где твое чувство юмора? Искажение пословиц очень часто делается специально, чтобы вызвать комический эффект…

– Вы меня поучить решили, Жанна Викторовна? – Глаза Камаева зажглись холодным огнем.

Жанна еле слышно чертыхнулась. Это какой-то вселенский ужас!

– Знаете, Ильяс Закирович, ваш эгоцентризм особенно умиляет. В следующий раз пусть Степан Андреевич сам вас из больницы забирает.

– То есть это Лаврушин вас попросил за мной приехать?

– Нет, это я сама вызвалась, уж больно скучно стало без твоих умных в кавычках замечаний.

Они остановились и уставились друг на друга, каждый подыскивая слова, которыми можно кинуть в противника. Камаев внезапно удивленно моргнул и уставился на что-то за ее плечом. Жанна обернулась по направлению его взгляда. От дверей небольшого двухэтажного корпуса, четко печатая шаг, шла Элеонора Белковская, сжимая в руках небольшой конверт, который на ходу сунула в сумку. Жанна снова позавидовала ее умению носить свою объемную фигуру. При росте больше ста восьмидесяти Нора еще и каблуки носила десятисантиметровые. Широкие брюки струились у щиколоток, шею и грудь прикрывал сиреневый палантин. Крупные синие камни в серьгах вспыхивали на мочках ушей. Короткий ежик волос придавал лицу уверенное и, как ни странно, задорное выражение.

Нора шла