прямо на них, и, конечно, ничего такого в этой встрече не было, но сталкиваться с мадам Белковской нос к носу Жанне категорически не хотелось. Хотя скорее всего та, может, и не узнала бы ее и не вспомнила, кто она такая. Жанна посмотрела на Камаева. Тот внезапно обнял ее за плечи здоровой рукой и притянул к себе. Все же он был очень высок, этот ордынец, ему пришлось чуть нагнуться, чтобы коснуться ее губ. От неожиданности она вцепилась ему в рубашку обеими руками. Пакет на локте, конечно, сейчас был совершенно лишним и громко шуршал, нарушая романтичность момента. «Видела бы Наташка», – мелькнуло у нее в голове, но тут же все мысли заглушились воем мотора идущего на взлет самолета: где-то внутри ее раскручивался маховик турбины, перегрузка привычно толкнула в пятки.

– Она ушла, – сказал Камаев, который уже давно не целовал ее, а смотрел вслед удаляющейся женщине.

Жанна передернула плечами, разжала руки, смущенно отвела взгляд от помятой рубашки. В воздухе до сих пор витал фиалковый аромат. И этот запах почти осязаемо струился за Норой, как и ее шелковый сиреневый палантин.

– Что это она тут делала? – спросила Жанна, за деловым тоном вопроса пытаясь скрыть неловкость момента.

– Давай посмотрим. – Камаев взял ее за руку и повел за собой, будто всю жизнь только этим и занимался. И она пошла, удобнее повесив на локоть пакет с его вещами.

Табличка у дверей желтого здания гласила, что здесь находится лабораторный корпус больницы. Далее шли объявления: часы работы, «вход посетителям только в бахилах», «анализы на сахар принимаются по вторникам и пятницам».

Жанна потянула Камаева за рукав.

– Идем, все равно это не наша забота. Есть вещи, которые мы разгадать не в силах.

– Неужели небесная мисс Марпл сдалась?

– Просто смирилась, что я не всесильна. Да и что можно сделать за оставшиеся три часа?

– Чтобы понять истину, иногда достаточно пяти минут.

– Истину? Например? – Она иронично усмехнулась.

Вместо ответа он поймал ее за шею и поцеловал. Криво. Не в губы, потому что она попыталась увернуться, а куда-то между носом и глазом.

– Пилот Камаев, что с вами делали в больнице, вы как с цепи сорвались?!

– Хорошо, что с цепи, а не в штопор, – пробормотал он. – Привыкайте, Жанна Викторовна. В нашем экипаже командиром буду я.

Глава 22

Отец всегда говорил: «Нора, люди делятся на тех, кто везет, и тех, кого везут. Не позволяй на себе ездить». На самом деле он много чего говорил. Любил поучать. Для подчиненных устраивал «политинформации». Нора была хорошей ученицей. Как-то отец завел свою вечную шарманку:

– Ты же Князева! Продолжатель династии…

– Фамилия Князев не говорит о том, что ее обладатель представитель княжеского рода, папочка. Вероятнее всего, наши предки были крепостными у какого-то князя и при отмене крепостного рабства получили эту фамилию. Так что нет у нас никакой династии.

Отец редко спорил, был твердо уверен, что истина в спорах не рождается. Он лишь усмехнулся. Норе было пятнадцать. Она тоже не спорила. На все ее выходки отец реагировал примерно так:

– Наш предок, хоть и черная кость, как ты правильно заметила, дочь, но сумел капитал сколотить. И Князевы до семнадцатого года не самые последние купцы на Волге были. Ясно? Так что династия есть. И позорить ее не смей!

Нора опускала глаза. Позорить династию она начала сразу, как только появилась на свет не мальчиком, как того хотел отец. В глазах отца позором могло считаться все что угодно: тройка по математике, четверка за лабораторную по физике, поход на концерт не той музыки или просмотр не того фильма. А уж то, что Нора учудила на втором курсе института, и вовсе ни в какие ворота не лезло.

Элеонора Васильевна Белковская, в девичестве Князева, ни на минуту не колебалась в вопросе, менять ли фамилию в браке. Если бы фамилия мужа была не Белковский, а, к примеру, Дураков, она бы и тут не задумалась. Кем угодно, только не Князевой. Эту фамилию она больше ни видеть, ни слышать не желала. Позор династии? Будет вам позор!

Когда отца выперли с весьма почетной должности за коррупцию и еще три года мотали по уголовному делу, Нора была давно и прочно замужем, жила в другом городе и знать не хотела ничего о династии. Отца за недоказанностью от срока отмазали, выкачав немалые суммы. От всех капиталов остались лишь особняк на берегу реки и небольшой пакет акций, приносивший хилый процент. Нора думала об этом не без удовольствия. Можно было лишить папочку и этого дохода, но она оставляла это на закуску. Месть – блюдо холодное.

Мужа Нора не любила, но признавала, что ей достался не самый плохой вариант. Да, карьерист, да, женился на ней из-за денег и влияния отца. Ну и что. Не факт, что брак по любви принес бы ей больше счастья. А вот несчастье бы точно принес. Если бы ей изменял любимый муж, ее сердце болело бы в сто раз больше. А так – просто небольшая досада. Еще одно неудобство. Преодолимое.

Конверт в сумке шуршал, напоминал о себе. Вскрывать его Нора не стала. Не время. Даже сама себе она бы никогда не призналась, что ее страшит его содержание. Уже давно она перестала бояться чего бы то ни было. И вот поди ж ты! Ключ легко повернулся в замке зажигания. Мотор чуть слышно заурчал. Нора привычно погладила рулевое колесо. С техникой дело иметь приятнее, чем с людьми. Техника или работает, или нет. И ты всегда знаешь, как с ней поступить. А с людьми одна морока. Краем глаза она увидела мужчину и женщину, топтавшихся на краю автостоянки. Женщину она узнала. Стюардесса. А мужчина – это, видимо, тот пилот, которого ранили. Это же та парочка, что целовалась в больничном дворе! Она даже шаг замедлила, проходя мимо. Зависть тонкой иглой кольнула ее под ребро. У нее такого никогда не было. Вернее, было однажды, но так давно, что уже и не вспомнить. А еще лучше забыть вовсе. Потому что одна сплошная горечь и сосущая нутро тоска по ночам. От нее спасали лишь работа и полное забвение. Но иногда, вот как сегодня, морок рассеивался, показывая всю бездну и мрак, которые она тщательно прятала от всех и от себя.

Рука непроизвольно потянулась к сумке, но тут же отдернулась. Нет. Потом. Отец всегда говорил: «Решай проблемы по мере поступления». «Да, папа, я решу.