разогнать непрошеных гостей, да брать там было нечего: несколько могил да полузабытая колокольня. Даже обрадовались власти, что не надо этих неуставных людей силком из города выпихивать. Дул страшный ветер, а многие из приходящих ничего на себе не имели, кроме тряпки, подпоясанной жгутом. Кого по дороге сдувало, так и оставался лежать. Потом песком засыпало. Если богатых граждан власти не могли спасти, чего говорить о нищих. Мерли страшно. Мор не жалел никого, и деньги не помогали, и родовитость не помогала.

Он тоже шел со всеми. Падал иногда. Остальные думали, что помер, оставляли. Песок уже засыпать начинал. А из-под песка много рук виднелось, уже и не останавливались, боялись не дойти. А он встал, закрыл лицо от ветра и снова пошел. Да еще отрыл полоумного одного, взвалил на плечи, поволок. Тот кричал что-то несуразное, никому не понятное, о душе кричал: «Сильней сметай, душу не схватишь мою». Смеялся, там многие смеялись тогда. Хохот среди песчаного ветра и смерти раздавался. И страшнее этого хохота нет ничего. По ночам ходили, сволакивали в моровую яму из-под песка.

– Горе всем, – раздался голос рядом с ветром. – Горе, что от веры отступились, – полуледяной, с ушедшим взглядом, волосами, полными песка и травы… – Горе отступившим от веры. – Этот крик иногда становилось не слышно из-за ветра. Потом он снова возвращался вместе с этим обезумевшим человеком.

– И никто не мог им помочь? – спросил Володя.

– Случилось что-то, и они помчались в розовую ночь. Бежали долго, взявшись за руки. Ночь их укрывала под собой, хватала, переворачивала, наполняла, жалела. Иногда их дрожь пробирала, смотрели друг на друга, но рук не отпускали. Побежали по небу, быстро так, что и неба не стало видно. Володя, я вот чего с тебя не пойму. Ты шел к тетке, адрес на бумажке у тебя. И как же ты не знал, что тетка с нами в доме для дурачков живет и это именно наш адрес, – мужичок с сумой строго посмотрел на Володю.

– Мать никогда не рассказывала, что у нее проблемы были. Я думал, у нее квартира в Москве, думал, перебьюсь несколько дней у нее, а там и домой поеду, – растерянно сказал Володя.

– Ну а теперь куда? Пойдешь ее навещать-то? – спросил мужичок.

– Пойду. Тетка все-таки.

– Ну, пошли, покажу наши апартаменты. Тут много интересных людей живет. Был один с тиком на лице. У него глаз подмигивал все время. Сначала на кухне не могли привыкнуть на раздаче, думали, он им подмигивает, добавки просит. Приносили. А однажды чуть не влип в историю он. В автобусе поехал за продуктами. Напротив пацаны сидели с девками своими. И пацанам показалось, что он девкам их подмигивает. Ну и побить решили его. Еле ноги унес. Кстати, не хочешь выпить? – мужичок протянул Володе бутылку.

– Нет, я даже не понимаю, как ты можешь пить подсолнечное масло.

– Знаешь, злым людям надо пить масло. У них желчь повышена, масло поможет. Не такими злыми станут. Людей любить начнут.

– Ты начал?

– Да. Ну вот и пришли. Заходи.

Это был двухэтажный дом больничного типа. На скамейке перед входом сидела женщина и разглядывала глянцевый журнал.

– Это со мной, – строго сказал мужичок.

– Это куда – это со мной? – она отвлеклась от журнала и встала со скамейки.

– У него здесь тетка живет, – уверенно сказал мужичок.

– Какая еще тетка? – закричала женщина.

– Покажи ей бумажку свою, – шепнул мужичок.

– Вот, посмотрите, я к ней приехал, сам я с Урала, проездом здесь, – Володя протянул бумажку женщине.

– Так это не здесь, это жилой дом там, недалеко от кладбища. Вот придурок, человека с толку сбил, – она закричала на мужичка. – Что в сумке?! Показывай! Что хлебаешь опять! Наказывать будем! Вы идите, не обращайте на него внимания, он у нас инициативный. Меры примем.

– Спи, Володя, спи…

* * *

– А как я узнаю, человек с надеждой пришел или нет? – спросил Володя.

– Надежда написана на лице у него. В каждом слове она видна будет, – ответила Катя. – Если у него есть надежда, он будет смотреть как бы мимо тебя, спросит свечку, в глаза глянешь, поймешь, что он далеко, в тайнах своих, ждет. На секунду лишь на тебя взглянет, потом на свечи, и все его слова из сердца пойдут.

– А если недоброму отпущу свечку?

– Все ошибаются. Привыкнешь. Только лукавому не отпускай.

– Знаешь, я побаиваюсь его. А вдруг его спутаю с кем и отпущу свечку, – беспокойно сказал Володя.

– Володя, да ты что! Спутать лукавого с человеком надежды! Нет в мире ничего более непохожего друг на друга. Если можешь хоть что-нибудь в этом мире отличить, то и их отличишь.

– А ты не знаешь, когда он прийти собирается?

– Не знаю. Всегда неожиданно приходит.

– Если бы знать, я б тебя с собой взял. Вдвоем не так страшно, да и на всякий случай… Ты ведь не спутаешь.

– И ты не спутаешь, Володя, – Катя засмеялась. – Такое чудище ни с кем не спутаешь.

– А зачем ему свечки?

– Надежду человеческую разрушать. Он и не умеет больше толком ничего.

– А ты красивая, Катя.

– Прабабка была красивая у меня. Говорят, что даже если кто мимо ехал на возу, останавливался, проехать не мог такую красоту. Кто шел мимо нее, обязательно оборачивался. Она жила в деревне, которую оставляли все. В город уезжали, работу искали. Но даже те, кто уехал, возвращались, чтобы только на нее посмотреть. Стояли за забором, ждали, когда за водой пойдет.

– А было такое, что кто-нибудь рядом увяжется, идти будет, как будто с ней идет? А сам хитрить, чтобы с ней познакомиться?

– Наверное, всякое бывало. А сейчас спи, Володя, спи, уже скоро вставать.

* * *

Соседняя газета публиковала исторические заметки, посвященные событиям, произошедшим в день выпуска много лет назад. Володя мельком взглянул на лежащую на столе газету. Этот выпуск был посвящен чумному бунту.

«Карантин коснулся большого числа предприятий Москвы, что повлекло волну безработицы и голода. Медицинской помощи населению не хватало, число смертей стремительно росло с каждым днем. Жители бежали из города, бросали дома, торговые лавки. Апогеем народного нетерпения явился бунт, переросший в хаотичный погром в Кремле. Видимой причиной бунта послужила попытка архиепископа Амвросия воспрепятствовать жителям собираться около иконы, которую почитали за чудотворную. В результате толпа взяла приступом Донской монастырь и убила Амвросия. Потом последовали другие погромы карантинных застав. Бунт был подавлен…»

Сидор молча смотрел в окно. Володя подошел к нему.

– Сидор, приезжай ко мне после Сибири, привози кедр. Почитай,