— Естественно. Я тренируюсь без фанатизма.

— Вы присутствовали при обнаружении тела?

— Да, его нашли мы с Йуном.

Синсакеру было даже странно встретить человека, который называл бы Ваттена по имени.

— Что вы тогда почувствовали?

— Ужасное зрелище. Я провела с Гунн Бритой всю первую половину субботы и успела немного ее узнать. Она была приятной дамой, чуточку строгой. Словом, именно такой, какой должна быть библиотекарша. Я и представить себе не могла, что с ней такое сделают. Да еще в этом месте.

— А Йун Ваттен, который был с вами? Как вам показалось, что почувствовал он?

— Я знаю, вы его подозреваете. Но боюсь, вы ошибаетесь. — Сири Хольм проговорила это таким тоном, будто изрекла всем известную и непреложную истину.

— Почему вы так в этом уверены?

— Просто знаю. Так же как знаю, что вы разведены, недавно пережили серьезный жизненный кризис и только притворились равнодушным, когда увидели меня без одежды.

Глядя на нее, он старался скрыть удивление. Впрочем, разве он был удивлен? В этой комнате Сири Хольм оказалась не единственной, кто умел читать людей. Стоило ему в первый раз увидеть девушку в библиотеке, как он уже знал: она нечто совершенно необыкновенное.

— Знание всегда на чем-то основано. Если, конечно, не играть в угадайку. Тогда, похоже, вам сегодня везет.

— Вы читаете детективы? — вместо ответа спросила она.

— А врачи читают медицинские романы?

— Если бы вы читали детективы, то знали бы: существуют следователи двух типов, — невозмутимо продолжила она. — Первый тип — это рационалисты и систематики, которые тщательно собирают информацию и находят решение путем анализа всех имеющихся в деле улик. Второй тип — люди менее прагматичные: они доверяют своей интуиции и часто охотятся за одной, самой главной уликой. Большинство литературных сыщиков представляют собой смесь обоих типов. Суть в том, что и те и другие на самом деле занимаются одним и тем же: взвешивают факты. Просто некоторые следователи строят логические цепочки и перебирают разные ассоциации быстрее, чем другие. Возьмем Шерлока Холмса. То, что выглядит как потрясающе развитая интуиция, на деле оказывается просто систематической и очень быстрой обработкой информации.

— И вы считаете, будто это суждение соответствует действительности?

— Конечно. Возьмем вас. С тех пор как вошли в квартиру, вы примерно пятнадцать раз почесали совершенно определенное место надо лбом. Это может быть просто дурной привычкой, но люди, у которых есть подобная привычка, редко чешут строго одно и то же место. Следовательно, вы чешете не потому, что такова ваша старая привычка. Затем ваша манера чесать голову. Быстро, отводя взгляд. Значит, вы не хотите, чтобы другие обращали внимание на то место, которое чешется. Следовательно, там есть то, о чем вы не хотите говорить. Предполагаю, у вас там шрам, оставшийся после операции. И я думаю, среди тех, кому делали операцию на мозге, большинство так или иначе прошли через жизненный кризис.

— А развод?

— С ним проще. Вы развелись этим летом. У вас на пальце до сих пор есть след от обручального кольца. Значит, летом вы успели его поносить достаточно, чтобы руки немного загорели, и лишь потом сняли. Само собой, остается возможность, что вы просто оставили его дома. Но если принять во внимание вашу манеру держаться, это кажется крайне сомнительным.

— И какая у меня манера держаться?

— Как у человека, который хочет управлять. Не обстоятельствами — иначе вы не позволили бы мне так свободно болтать о всяком разном, — самим собой. Вас выдало то, что вы отвернулись, когда я осталась нагишом, хотя вам совсем не хотелось отворачиваться, и то, как вы рассматривали комнату. Могу предположить, вы перенесли довольно тяжелую болезнь, заставившую вас почувствовать, что вы больше не властны над своей жизнью. В неудачной попытке вернуть себе контроль вы и разъехались с женой.

— Впечатляет, — сказал он. — Но как насчет третьей вещи, которую вы обо мне сказали?

— Что вы только делаете вид, будто я вас ничуть не возбуждаю? Если бы вы действительно меня не хотели, то давно сели бы на диван рядом. — Она похлопала рукой по освобожденному от швейной машинки дивану. — Ведь в комнате не так уж много мест, куда можно сесть, не правда ли?

Он не мог себе позволить рассмеяться. И развлекать себя разговорами тоже. Редко встретишь человека, напрочь лишенного комплексов, как Сири Хольм, особенно если работаешь в полиции. Человека, который обо всем говорит напрямик, да еще так метко судит о собеседнике. Удивляясь самому себе, он пошел и сел на предложенное место. Волосы у нее до сих пор оставались влажными.

— Вернемся к убийству. Вы сказали, что Ваттен ни при чем.

— Я не говорила, что он ни при чем. Я сказала: он не убийца. Вы подозреваете не того.

— И как вы это обоснуете?

— Скажите, Синсакер, вы просите меня сделать за вас вашу работу?

— Нет, но если у вас есть сведения, важные для следствия, я должен просить вас их мне предоставить.

— У меня нет никаких других сведений, кроме убежденности в том, что Йун абсолютно не в состоянии перерезать кому-нибудь горло и снять с этого кого-нибудь кожу. А выяснять все остальное я предоставляю вам.

Он понял, что больше ничего здесь не добьется, и вздохнул, признавая себя побежденным.

— Я вижу, вы очень наблюдательны. — Он решил зайти с другой стороны. — Когда вы вошли в книгохранилище и обнаружили труп, заметили ли вы что-нибудь еще?

— А что я должна была заметить?

— Например, отсутствие какой-нибудь книги.

— Этого я знать не могла, поскольку попала в хранилище впервые.

— Ах да, верно.

— Вы думаете о какой-то конкретной книге?

— Не уверен. А вы, случайно, не слышали о Йоханнесовой книге?

— Разумеется, я о ней слышала.

— А это должно разуметься?

— Если ты только что поступил на работу в Библиотеку Гуннеруса, то не можешь о ней не знать. Йоханнесова книга у книжных людей в некотором роде знаменитость. Ну а я знаю ее лучше, чем большинство библиотекарей. В высшей библиотечной школе я писала о ней работу.

— Интересно. А доводилось вам слышать, будто на книге лежит проклятие?

— Разумеется. — Посмотрев на него, она рассмеялась. — Но, Синсакер, вы ведь не думаете всерьез, что… Должна признать, вот теперь вы меня удивили.

— Нет, я не верю в проклятие и не верю, будто оно пробудилось, — решительно сказал он. — Но, мне кажется, другие могут в это верить.

— Да, так-то лучше. А то я даже испугалась. Я думаю, мы можем иметь дело с иррациональным убийцей. — Она говорила немного театральным тоном, который странно ее преображал: она словно сошла со страниц многочисленных детективных романов, которые, очевидно, прочла. — Но я также не исключаю вероятность столкновения с кое-кем похуже.