Назад они возвращались через сад семьи Андерсон, полный цветущих вишневых деревьев. Цветы чудесно пахли. Фелиции вспомнилось кое-что из прочитанного на уроках поэзии о японском поэте Басё, жившем в XVII веке. Каждый год, когда в мае зацветали вишни, он собирал своих друзей. Они лежали под деревьями и слагали длинные стихотворения, называющиеся «рэнга» — нанизанные строфы. Каждое следующее хайку подхватывало мысль предыдущего. Все участники должны были придерживаться строгой формы рэнга. Но сочинять надо было не задумываясь, не обращаясь к величественным образам, а передавать сиюминутные ощущения и мгновенные впечатления. Такая длинная импровизация. Своего рода джаз в словах.

— Старый пруд! Прыгнула лягушка. Всплеск воды, — вдруг произнесла Фелиция.

Посмотрев на нее, Сьюзен захихикала — она всегда была сухарем по натуре. Холли, которая ходила на уроки поэзии вместе с Фелицией, напротив, узнала слова.

— Это хайку, — сказала она.

— Басё, — уточнила Фелиция.

— Хайку — это правильно. Освободи голову от мыслей и позволь вещам быть самими собой. Позволь лягушке прыгнуть, — улыбнулась Холли.

— А как же всплеск воды? Каким он кажется лягушке? — спросила Фелиция скорее у вишен, чем у Холли.

Ей не пришлось уводить Шона с собой против его воли. Она нашла его с банкой пива в руке, в компании парней из футбольной команды. Парней, которые играют в европейский футбол и ездят на «фольксвагенах» или «БМВ» в зависимости от достатка родителей. Они носят топ-сайдеры и рубашки с изображением клюшки для поло на нагрудных карманах и слушают особенные британские рок-группы, например «Смитс». Шон презирал все вульгарное, в духе реднеков, как он говорил. Кто-то мог бы сказать, что вульгарен как раз сам Шон или по крайней мере слишком напыщен, но у него было чувство юмора. Кроме того, он ходил на уроки поэзии вместе с Фелицией, и многие из его суждений были по-настоящему продуманными и тонкими. И все-таки сегодня вечером важнее всего оказалась его внешность. Заметив приближающуюся Фелицию, он оставил приятелей и подошел к ней. По-прежнему с пивом в руке.

— Ну, и как поживает моя девушка?

— Неплохо, — сказала Фелиция тоном, который ясно говорил, что ей определенно было бы не хуже в каком-нибудь другом месте. Шон уловил намек. Он хорошо умел читать между строк.

— Вообще-то вечеринка довольно скучная. Не хочешь прокатиться со мной на машине?

— А ты, часом, не выпил больше положенного? — спросила Фелиция.

Шон допил остававшееся в банке и бросил ее на траву.

— Всего лишь банка или две.

Фелиция засмеялась.

— Тогда, пожалуйста, веди осторожно. В мои планы на вечер совсем не входит навещать папу на работе.

— Я, знаешь ли, всегда вожу осторожно.

Сначала они долго ехали вдоль реки, пока не оказались за городом. Шон был из тех, кто водил «БМВ», — правда, машина не самая новая. Родители, видимо, не хотели баловать его так сильно, как позволял достаток. Они остановились на пустыре под железнодорожным мостом. Внизу под обрывом смутно виднелась темная лента реки Джеймс. Не успел автомобиль замереть на месте, как они начали страстно целоваться. Шон почти сразу потянулся к ее груди, и она не стала ему мешать. Но когда его рука передвинулась ниже, она резко ее отвела. Не давая себя остановить, он снова попытался запустить руки ей между ног и дальше под юбку. Она вырвалась из его объятий.

— Я хочу секса, но не в машине.

Он сел и поправил воротничок рубашки, за который она только что хваталась. Фелиция заметила, что он злится. Она вдруг усомнилась — а так ли уж он красив?

— Хорошо, поехали ко мне. Предки укатили в наш летний дом под Хоупвеллом и вернутся только завтра.

У нее в груди что-то сжалось. В голове зашумело, шум напоминал печальный плеск реки, тяжело катившей под ними свои воды. Но она по-прежнему чувствовала к Шону странное влечение.

Он медленно поехал по извилистой дороге обратно в город. Впереди были только конусы отбрасываемого фарами света и ночная тьма. Казалось, эти-то конусы и тащат их вперед. По радио Крис Айзек пел свои завораживающие «Грязные игры». Когда они уже подъезжали к городу и песня закончилась тягостным признанием «В мире нет любви», Фелиция вдруг почувствовала, что больше не владеет ситуацией. Тут бы ей и попросить Шона немедленно отвезти ее домой. Почему она этого не сделала? Она до сих пор не знает.

В 23:30 они оставили машину в гараже семьи Невинс между маленьким японским автомобильчиком и еще одним свободным местом. Они поднялись прямо к Шону. Он жил в большой комнате с окном, выходящим в заросший сад, который спасал от взглядов соседей, но не от дневных солнечных лучей. Посреди комнаты стояла двуспальная кровать, напомнившая Фелиции комнату ее родителей. Все остальное тоже оказалось похоже — все, кроме температуры.

В остальном доме поддерживалась прохлада, только в комнате Шона царила жара. Кондиционер выключили, а окно было распахнуто, чтобы с улицы в комнату входил густой и влажный воздух.

— У меня есть маленькая странность, — сказал Шон, — мне лучше спится в жару.

Фелиция улыбнулась.

— Если тебе слишком жарко, мы можем раздеться.

У Фелиции перехватило дыхание.

— Лучше выключи свет, — попросила она.

Все это больше не казалось правильным. Они разделись в темноте. Шон — быстро и сноровисто, словно готовился ко сну. Фелиция — медленно и нерешительно. Никак не получалось расстегнуть лифчик. В какой-то момент она вдруг испугалась, что Шон, лежащий возле нее на кровати и полностью раздетый, решит ей помочь. Если бы он это сделал, с ней случилась бы истерика. Но он просто лежал в тишине, темный силуэт в темноте, и она даже не знала, смотрит он на нее или закрыл глаза. Наконец она избавилась от лифчика. Трусики она решила оставить. Легла рядом с ним на кровать и потянулась его поцеловать. Он не ответил на поцелуй. Вместо этого он взялся за резинку от ее трусов и рванул. Она лопнула.

— Так-то лучше. — Его голос изменился до неузнаваемости. Он рвал и рвал ее трусики до тех пор, пока они не слетели сами. Тогда он, рассмеявшись, бросил на пол разорванную в клочья тряпку.

Капли пота на коже вдруг показались ей ледяными.

— Нет, этого я не потерплю. — Она села в кровати.

— Да что с тобой такое? Всем девчонкам нравится немного грубый секс. Не так, что ли?

— Нет, совсем даже не нравится. — Фелиция почувствовала, что ее голос дрожит. Она хотела говорить решительней, но ничего не получалось.

— Только попробуй уйти. Слышал, что ты стопроцентная динамщица. Знаешь, со мной этот номер не пройдет.

Фелиция не верила собственным ушам. И как она могла хотеть оказаться в постели с этим идиотом, который теперь лежит рядом? Она отвернулась, чтобы встать. Но не успела она спустить на пол ноги, как он поднялся и одной рукой ухватил ее за волосы, а другой раздвинул бедра и быстро проник во влагалище. Низ живота пронзила острая боль. А он резко вынул руку.