– Невозможно вот так, за несколько минут, рассказать, какого напряжения требует вступительный конкурс. Подготовка к нему означает полный отказ от личной жизни минимум на два года. Думаю, я слетел с катушек. Слишком тяжелая нагрузка, слишком много ограничений. Я не хотел умирать, это была всего лишь попытка привлечь к себе внимание.

– Ваши родители недостаточно заботились о вас?

– Не знаю… Не хочу ни в чем их винить. Они делали, что могли.

Председатель суда спросила его о прекращении учебы в Стэнфорде в связи с предъявленными обвинениями.

– Поскольку я не мог больше учиться в Стэнфорде, я решил продолжить образование и получить диплом инженера в Париже, но меня стали травить, преследовать. На меня не распространялась презумпция невиновности. На меня ополчились ассоциации феминисток, я не мог ходить на учебу, мне постоянно угрожали. И я перестал посещать занятия, потому что не мог больше выносить эти обвинения. В соцсетях было еще хуже, мне пришлось закрыть все свои аккаунты. Некоторые призывали меня убить.

В зале послышались сердитые возгласы. Женщины громко заявляли, что поведение Фареля просто возмутительно – жертва здесь вовсе не он. Судья Колле потребовала тишины.

– Вы употребляете наркотики, алкоголь?

– Да, время от времени, но после всех этих событий стал употреблять больше.

– Что именно?

– Перед попыткой самоубийства я курил марихуану и по вечерам пил алкоголь. После стал принимать антидепрессанты. А затем перешел на кокаин.

– Когда?

– Во время второго года учебы в Политехнической школе. Я не один такой, многие употребляли кокаин.

Она попросила его рассказать о своих любовных отношениях. Он сказал, что холост, что у него была одна серьезная связь с женщиной старше его и еще одна короткая история, немного раньше, с его ровесницей. Первый сексуальный опыт у него был в восемнадцать лет, с проституткой. Судья осведомилась, имелись ли у него какие-нибудь особенные сексуальные фантазии.

– Как и у всех пар.

– То есть? Вагинальное проникновение, фелляции, еще что-нибудь?

– Да, все это.

– У вас не было каких-либо проблем в сексуальном плане?

Он на секунду замолчал, обвел глазами зал. На него смотрели десятки пар глаз. Он на мгновение задержал взгляд на судьях и почувствовал, что у него как будто помутилось в голове.

– Итак, в сексуальном плане?

– Иногда я слишком спешил.

– Скажите, ваша сексуальная жизнь с женщиной, в которую вы были влюблены, вас удовлетворяла?

– Да, более чем. Я ее любил, сильно любил. И очень страдал, когда она меня бросила.

– Есть что-то специфическое, что вас привлекает?

– Нет.

– У вас бывают необычные эротические фантазии?

– Нет.

– Между тем вы регулярно заходили на порнографические сайты.

– Да, как и все.

– Но вы вбивали в поисковых системах слова «покорная женщина», «жирная сучка», «наказать шлюху». Унижение партнерши вас возбуждает?

– Нет, это получилось само собой. Когда вбиваешь в поисковике какое-то слово, то, честно говоря, не думаешь, что однажды кто-нибудь вытащит его на всеобщее обозрение и такое безобидное действие обернется против тебя.

– Два месяца назад вас отправили в тюрьму Френ после того, как вы нарушили условия, на которых вас выпустили под подписку о невыезде. Как проходит ваше заключение?

– Очень плохо. Мне очень тяжело. Я не переношу заточения, жестокости заключенных и постоянной скученности. Там грязно, все время кто-то кричит, это невыносимо.

– Вы нашли себе какое-нибудь занятие?

– Я читаю, и больше ничего. Мать приходит ко мне два раза в неделю. Отец – реже, я думаю, из-за журналистов.

Александр напомнил о том, как он узнал о выдвинутых против него обвинениях:

– Это было 12 января 2016 года, спустя несколько дней после того, как появилась информация о массовых сексуальных нападениях в Кёльне. На родителей обрушился шквал проклятий, потому что мать в беседе по радио высказала свою точку зрения на эти события, а кое-кто обозвал ее исламофобкой, хотя она просто выступила в защиту пострадавших немок. Потом меня арестовали. В течение нескольких дней мы находились под сильнейшим давлением прессы и имели самое смутное представление о том, какие действия вменяются мне в вину. Мы получали сообщения, полные оскорблений, нам угрожали расправой. Это было ужасно.

По залу пробежал возмущенный ропот. Мила Визман сидела съежившись и прижав ладони ко рту, словно силясь сдержать рвущийся наружу крик. Мэтр Ферре что-то прошептала ей на ухо. Судья призвала к тишине.

– После небольшого перерыва мы продолжим, – объявила она. – Ознакомимся с аудиозаписью звонка мадемуазель Визман в полицию, затем заслушаем показания руководителя следственной группы, которая в тот вечер как раз находилась на дежурстве. Слушания возобновятся в четырнадцать часов.

– Полиция. Я вас слушаю… Алло, алло!

(Слышится чей-то плач.)

– Где вы находитесь?

(Кто-то задышал в телефон.)

– Алло!

– Я здесь с матерью.

(Плач усилился.)

– Мы не знаем, что делать…

– Что случилось? Скажите, мадемуазель.

– Меня изнасиловали…

– Сколько их было?

– Он был один.

(Послышались сдавленные рыдания.)

– Где это произошло?

– В Париже.

(Плач снова усилился.)

– Вы знаете, кто на вас напал?

– Да.

– Он вас избил? Он вам угрожал?

– У него был нож…

– Вы можете прямо сейчас приехать в комиссариат и написать заявление? У вас есть адрес?

– …

– Алло!

Рыдания и испуганный голос Милы Визман еще звучали в замкнутом пространстве зала. Глаза присяжных были полны ужаса и смущения. Александр по-прежнему сидел опустив голову. Клер, с трудом скрывая смятение, растерянно смотрела вокруг: она впервые услышала эту запись, подлинность которой не вызывала сомнений. Председатель вызвала мадам Валле, руководителя следственной группы, мускулистую женщину с грубоватыми чертами лица и спортивной походкой.

– Кажется, что факты просты, однако это не так, – заявила руководитель следствия. Она была на дежурстве в тот вечер и проводила первый допрос потерпевшей. – В 8 часов 32 минуты утра Мила Визман явилась в сопровождении матери в комиссариат восемнадцатого округа. Пришла она вся в слезах. Она заявила, что сын сожительницы его отца изнасиловал ее за мусорными баками, в помещении, где стоят контейнеры с бытовыми отходами. Судя по виду, она была в глубоком шоке.