– Преувеличиваю? ― усмехнулась она. ― Мак, которого я знаю, никогда не рискнул бы таким важным матчем. Он всегда, понимаешь, Никс, всегда оставлял личное ЗА полем.

И вот снова, мы будто бы говорили о двух абсолютно разных людях. Мак, которого знала я, казалось, смеяться не умел вовсе. А Мак, которого знала Тейлор…

Согласна. Это напрягало.

– Не пробовала с ним говорить?

– Пробовала. Всё бес толку. ― она выдохнула и откинула голову назад. ― Он либо не слушает, либо говорит, что это не моё дело. ― усмехнулась. ― Хотя обычно и то, и другое одновременно.

Я задумалась, а затем взяла кисть, чтобы убрать лишнюю краску. Точнее, подойти к ней творчески.

– Почему Мак и Аарон так друг друга ненавидят?

Тейлор ответила не сразу.

– Это давняя история. Мне самой жутко интересно, но меня в неё не посвящают. ― затем фыркнула. ― Сейдж говорит, меньше буду знать, крепче буду спать.

– Он знает причину?

Она пожала плечами.

– Понятия не имею. Но думаю, да. Ближе него и меня у Мака никого нет. А раз он не говорит мне, то…

– Возможно, говорит Сейджу, ― закончила я, не понимая, почему эта мысль не пришла мне в голову раньше.

Пока я исправляла погрешность в линиях, Тейлор внимательно за мной наблюдала. На этот раз я работала красками и без повязки. Корректировала разрывы и придавала границам чуть большую чёткость, потому что, если честно, в последнее время работала рассеяннее, чем прежде.

Возможно, это было связано с тем, что я до сих пор боялась столкнуться с прежней жизнью. А, возможно, с тем, что понемногу утрачивала свой талант.

– Лилии в гостевой комнате ― они прекрасны, ― прошептала Тейлор, словно прочитала мои мысли, ― давно хотела тебе сказать. Ты действительно очень талантливая, Никки, тебе ни в коем случае нельзя это бросать.

– С чего ты взяла, что я собираюсь бросить?

– За три недели ты ни разу не заговорила о своём агенте. К тому же.. я умею пользоваться интернетом.

– Интернет. Точно. ― усмехнулась я. ― Чуть не забыла, что факты обо мне можно с лёгкостью найти в Википедии.

– Я не специально искала. Просто статья на глаза попалась. Прости.

– Ничего. Мне ещё повезло, что за мной папарацци толпами не бегают. ― я улыбнулась и опустила кисти в воду. ― Видимо, того, что они собрали обо мне в Хьюстоне, хватило, чтобы на время оставить меня в покое.

– Почему ты уехала на самом деле? Бросила свою жизнь и… всё?

Я помедлила, понимая, что Тейлор задела за живое. Я бросила ВСЁ. Абсолютно ВСЁ.

Вытащила первую кисточку из воды и промокнула ворс о тряпку.

– Просто поняла, что мне нужна пауза.

– Ты больше не хочешь рисовать?

– Я… не знаю. – нет, не так… – Думаю… я не хочу рисовать так, как раньше. Но просто рисовать хочу.

– Не понимаю.

– Боб всегда ограничивал меня. Брал только те заказы, которые считал наиболее выгодными и отказывался от тех, которые считал пустыми. Я рисовала картины для самых богатых домов Парижа, Лондона, Милана. Это были дорогие работы, и они приносили много денег. Но мне хотелось… просто рисовать, понимаешь? Для девочки, у которой нет этих миллионов, но которая хочет, смотря на картину, вспоминать как пахнет дождь. Для женщины, которой плевать на лоск, потому что заказывая изображение улочки в Париже она хочет вспоминать об умершем муже. Я… всегда хотела просто рисовать. Что―то важное и значимое. Что―то… особенное. Но Боб считал, что я не имею права выбирать.

– Я… никогда не думала об этом в таком ключе. Никс, ты ни в коем случае не должна сдаваться. Если придётся начать всё сначала ― начинай. Но не бросай то, что делает тебя счастливой.

Выдохнула, понимая, что мне не хватает воздуха. Снова. Затем встала и отвернулась, чтобы Тейлор этого не заметила.

– Я не уверена, что у меня получится.

– Получится. Иначе бы ты не стала той, кем являешься сейчас.

– Я такая благодаря Бобу.

– Не он рисовал те картины. А ты. Людям всегда нравилась ты.

Я собиралась сказать, что всё субъективно, и она не знает этого наверняка. Что без Боба у меня скорее всего ничего не выйдет. Ведь у него есть связи, а у меня нет ничего. Что мир знает меня как «слепую художницу из Техаса», рисующую для богачей и филантропов, а не как Никки Монро, девушку, родившуюся в Джерси, пишущую картины просто для себя ― так, как хочет и так, как чувствует.

Боб слепил меня такой, какой я теперь была.

И я боялась, что, начав всё заново, не смогу пройти этот путь одна.

Внизу хлопнула дверь, и мы обе на мгновение замерли.

– Наверное, Мак вернулся.

Тейлор рванула вниз, а я вспомнила, что так и не узнала у неё, чем закончился матч.

Выдохнула и, отложив в сторону кисти, вышла из комнаты.

– Я в порядке.

– У тебя все костяшки в крови! ― ахнула она. ― Вы что, подрались?! ― ответа не последовало, но, по всей видимости, он не был нужен. ― Боже, Мак! Зачем?!

– Это наши с Вудби разборки. Не лезь.

Это было сказано резко, но в то же время мягко, с заботой. И без агрессии.

– Я не могу не лезть, ты мой брат.

– А ты моя сестра. И я пытаюсь уберечь тебя.

– Аарон ничего мне не сделал. И не сделает. ― заверила она. ― Я хорошо его знаю.

– Не сделает потому что знает, в противном случае я его убью.

Я решила, что больше не стану подслушивать. В конце концов, это было плохо. А у меня всё―таки имелась совесть. Кивнув себе самой, я вернулась в комнату и продолжила прибираться. Пытаясь отвлечься, сделала музыку громче и, закрыв глаза, начала тихо подпевать:

И если ночь заполыхает, я закрою глаза…

Ведь если небо обрушится, оно разрушит этот одинокий город…

Я вижу пламя внутри горы,

Я вижу пламя, сжигающее деревья.

Я вижу пламя, опустошающее души,

Я вижу пламя, кровь на ветру,

Я вижу пламя,

Ты знаешь, я видел, как город сгорает

Я вижу пламя, чувствую жар на коже…

Повернулась и вздрогнула, заметив стоящего в дверях Мака.

– Извини, напугал?

– Э―эм… немного, ― я оглядела его ссадины на лице и заметила сбитые костяшки, на которые указывала Тейлор. Сделала музыку тише и прочистила горло. ― Как игра?