Иногда те, кто обладал важной информацией, оказывались вовсе не теми, кем их считали: не военачальниками, а учителями, не религиозными лидерами, а торговцами. Информацию следует добывать всеми возможными средствами. Ошибочно считать кого-то вне подозрений, а кого-то неспособным к жестокости. Это относится даже к маленьким детям.

Гавар вспомнил один из рассказов отца, и во рту появился неприятный горьковатый привкус желчи. Иногда он спрашивал себя: а все ли в порядке у отца с головой? И не от него ли он унаследовал склонность мгновенно терять над собой контроль?

И причинять людям боль.

Иногда Гавар задавался вопросом, может ли за то, что в его жизни пошло не так, винить отца. Вопрос труса? Возможно. Но это не означало, что он далек от истины.

За столом повисла тишина. Простолюдинка из Милмура смотрела на лорда Джардина разинув рот, как на некое божество. Гавар и на себе ловил такие взгляды женщин и иногда пользовался этим для собственной выгоды, но чаще всего это его отталкивало.

– И что конкретно вы предлагаете, Уиттам? – спросил канцлер. – Хотите добровольно отправиться в Милмур и посмотреть, какую информацию можно получить от этого подозреваемого?

Не отрывая взгляда от лорда Джардина, Зелстон махнул рукой в сторону фотографии. Боуда переводила глаза то на одного, то на другого. Даже Рикс нахмурился.

– О нет, – сказал отец, улыбаясь еще шире. – Туда поедет мой сын и наследник Гавар.

Остальная часть заседания прошла как в тумане.

Супервайзер из Милмура теперь на Гавара смотрела как на божество. Рикс вновь повторил, что Равные не должны унижаться до поездок в города рабов. Но вмешательство отца гарантировало, что решение однозначно будет принято. И когда дело дошло до голосования, применение специальных мер к арестованному было одобрено практически единогласно: одиннадцать против одного. Только Армерия Треско голосовала против.

Рука Боуды Матраверс взлетела вверх первой.

И потом, когда Гавар вслед за отцом шел по коридору, она, глухо стуча каблуками по ковровому покрытию, догнала их и встала перед отцом, преграждая дорогу.

– Пять минут… – выпалила Боуда. – Нам надо поговорить.

Лицо лорда Джардина осталось непроницаемым, а у Гавара на мгновение мелькнула надежда, что она вместо него хочет поехать в Милмур. Как бы не так! У Боуды, как у настоящего политика, была устойчивая неприязнь к тому, чтобы пачкать в грязи собственные руки.

– Хорошо.

Отец обошел Боуду и показал на ближайшую комнату. Не успела за ними закрыться дверь, как Боуда открыла рот.

– Как такое могло случиться? – обратилась она к отцу, словно Гавара здесь не было. – На парламентских наблюдателей наложен акт Молчания, а мы все обязались соблюдать Тишину. Как информация могла выйти за пределы Дома Света? Должно быть, Зелстон допустил ошибку. Либо он сделал что-то не так, либо ему не хватило силы стереть память наблюдателям.

Боуда сделала паузу. То, что она сказала, было слишком очевидно, и ради этого она не стала бы затаскивать лорда Джардина и его наследника в пустую комнату для конфиденциального разговора.

Отец молча смотрел на нее и ждал. В течение многих лет Гавар не раз был свидетелем, как подобное молчание отца заставляло людей говорить, даже если им очень не хотелось делиться тем, что у них на уме. К сожалению, Гавар сомневался, что у него это сработает, попробуй он применить такой прием на арестованном в Милмуре.

У Гавара опять неприятно засосало под ложечкой при одной мысли о возложенной на него миссии. Он даже еще не выехал в Милмур, а ему уже нехорошо. Что же он будет чувствовать там, когда придет время выполнять эту миссию?

И что будет чувствовать, когда провалится?

Почти четверть века он жил как старший сын лорда Уиттама Джардина. И отлично знал, в каком случае будет хуже всего.

– Я склонна думать, что Зелстон не соответствует своей должности канцлера.

Гавар вытаращил глаза, когда Боуда выпалила подобную крамолу.

– Такое Предложение вообще не должно было прозвучать. Зелстон обязан был предвидеть нечто подобное. Даже если в Милмуре все удастся замять, беспорядки могут начаться в Портсбери или в Старой коптильне[11]. Информация просочилась за пределы Дома Света, и мы не в силах стереть память у всей страны. Пока вы не вмешались – сам он даже не собирался предпринять необходимые шаги.

Она помолчала, учащенно дыша, и продолжила:

– Ему еще три года сидеть в этом кресле. Не уверена, что это отвечает интересам Британии.

– Что ты предлагаешь, Боуда?

– Предлагаю?

Гавар наблюдал за Боудой, которая только что высказала недопустимое и теперь возвращала себе самообладание с той же элегантностью, как надевала бы дизайнерское пальто.

– Я ничего не предлагаю. Просто поделилась своими размышлениями. – Боуда подошла к двери и открыла ее. – Пожалуй, пора возвращаться к отцу, пока он не нашел дорогу к сервировочному столу с пирожными. А это не есть хорошо. О, Гавар? Удачи тебе.

Сука!

Должно быть, он сказал это вслух, потому что отец повернулся и посмотрел на него округлившимися глазами. Его лицо при этом выражало такую ярость, что Гавар невольно сделал шаг назад.

– Она, как и твой младший брат, дважды политик, в отличие от тебя, – сказал Уиттам. – Я всегда знал, что из всех моих сыновей Сильюн обладает самым сильным Даром, и также я могу назвать его талантливым стратегом. Он заставил канцлера делать то, что ему нужно, а мы с тобой вынуждены теперь бегать и суетиться, чтобы устранять последствия.

«Разве что-нибудь изменилось с того времени, когда мне было пять лет? – подумал Гавар. – Ничего. Кроме того, что я сам стал мужчиной и даже отцом. До каких пор он будет со мной так обращаться?»

Гавар посмотрел отцу прямо в глаза. Чуть свысока, потому что был выше ростом.

– Рикс прав: зачем нам бегать и суетиться? Мы – Равные, Семья основателей, мы не полицейские. С какой стати я должен туда ехать?

Недопустимый вопрос.

– Ты едешь потому, что нужна информация. – Уиттам подошел вплотную к Гавару. – Ты едешь потому, что я так сказал. Потому, что до сих пор ходят разговоры о рабыне, «случайно погибшей во время охоты». Отправляйся в Милмур, – возможно, это тебя как-то реабилитирует. И ты поедешь потому, что я, будучи главой семьи, решаю, останется ли твой ублюдок в Кайнестоне или будет отправлен в сиротский приют. В этом случае, по крайней мере, она не будет каждый день напоминать нам с матерью, как ты нас разочаровал.

Лицо отца было так близко, что его черты расплывались в глазах Гавара красно-черными пятнами. Ему снова было пять лет. Но вместо детского страха и стыда он испытывал ненависть.