Нине казалось: Борис никогда не забывает, что любим. И этим живет. А те, кто его полюбил… Они не слишком его занимали. Влюбились, не размышляя, всем существом… Вот тебе и вот!

Однажды Борис явился к ней на прием. Совершенно неожиданно.

— Следующий! — крикнула замученная Нина, уныло разглядывая груду карточек пациентов.

В основном поликлинику осаждали старики.

В последнее время старушки — а их осталось куда больше, чем стариков, — приходили в поликлинику тусоваться. Они вели возле кабинетов долгие беседы, не скучали и расходиться не хотели. Дома им было тоскливо, тяжко, а тут — подружки и собеседницы. Говорили о болезнях, детях, внуках и политике. В промежутках между беседами заглядывали заодно то к одному, то к другому врачу — получить рецепты или направления на обследования. Сочетали приятное с полезным.

И вот в такую, довольно доброжелательно настроенную очередь угодил Борька.

Он терпеливо сидел и ждал своей очереди войти в кабинет к Нине. И никуда не ломился, как к знакомому и даже близкому человеку. Под мерное воркование старушек Борька стал скучать и подремывать. Он собрался прогнать свою сонную одурь чтением, достал книгу — был уверен, что поможет, как всегда в таких случаях. Но не тут-то было! Состояние сонной одури с каждой страницей только усиливалось. В данном случае Акселевич чувствовал бы себя бодрее, не читая. Он загрустил. Книга-то — его любимый Фолкнер. Ишь ты подишь ты…

— А ты, внучек, с чем пришел? — наконец не выдержала одна из самых любопытных бабулек.

Все взоры тотчас обратились к Борьке.

— Да вот… — нехотя сказал он. — Давление высокое. И сердце барахлит…

— Куришь? — строго спросила бабулька.

— Без перерыва, — признался Борис.

— Бросай! — сурово приказала бабулька. — А что, жена за тобой плохо смотрит?

— Жены у меня нет, — соврал Борис, подумав, что это правда, если жена так далеко.

— Ну, это дело наживное, — бодро и деловито сказала бабулька. — А от давления что принимаешь?

Но ответить Борис не успел. К кабинету приковылял дедушка с палкой.

— Пропустите без очереди к врачу — я хромаю, плохо хожу и почти ничего не вижу! — громко оповестил дедок. — И прийти мне из-за этого пришлось очень рано, я далеко живу.

Борька удивился: дедок пришел один, без сопровождающих, да еще по такой страшной, опасной улице. Интересно, сможет хоть кто-нибудь поверить, что он хромает и почти не видит?!

За окнами гомонил и плавился, вытаивая на солнце, ростепельный и непостоянный март, то депрессивно-хмурый, то вызывающе веселый. Гололед на тротуарах, изувеченных колдобинами, склизкие лужи и отчаянный ветер. Плюс ко всему по утрам пока еще за окнами колдовала непроглядная темень.

В этот день, прилично намучившись по подобной погоде и дороге, Борька сам с великим трудом приплелся в поликлинику. Голова кружилась и болела, ноги не слушались. Но ему всего тридцать!

Только очередь из бабулек дедку поверила довольно охотно, хотя и насупилась.

— Ладно, иди! — наконец, посовещавшись, дружно решили старушки.

Одного на всех мужичонку стоило пожалеть.

И Борька затосковал окончательно, полуприкрыв глаза. Но тут, на его счастье, из кабинета вышла Нина.

— Красавица наша! — дружно заголосили бабульки.

Они обожали своего участкового врача. Нина смутилась и вдруг выхватила взглядом из старушечьих рядов Акселевича.

— А ты что тут делаешь?! — закричала она. — С твоим давлением нужно дома сидеть! А ну, пошли!

И она втянула Борьку за рукав в кабинет.

— Боб, я ничего не понимаю… Тебя положили в больницу с гипертоническим кризом. Я сама позавчера разговаривала с твоим палатным врачом. Мне звонил Алексей Демьянович. У тебя уже был микроинфаркт. Ты чего хочешь? Чего добиваешься?!

— А меня родители не спросили, хочу ли я рождаться, когда затевали это дело, — завел свою обычную волынку Акселевич.

— Уподобляешься Дусе?! — возмутилась Нина. — Недаром ты провел с ней столько времени!

— Считала все наши общие часы и минуты? — мрачно спросил Борис. — Шурупыч, плохо мне… — и поднял на Нину нехорошие, хмурые глаза. — А из больницы я сбежал… Что мне там делать? Я больше туда ни ногой…

— Курить надо бросать! — Нина повторяла слова бабули из очереди.

— Люди уже тщательно исследовали: есть ли что полезное в табакокурении. И одно-таки достоинство нашли. Конечно, звучит как полнейшая хохма, но тем не менее доказанный факт! Курильщики не болеют болезнью Паркинсона! Рак и все прочее — да, безусловно, зато болезни Паркинсона у них никогда не будет. Вот тебе и вот…

Нина торопливо схватила тонометр. Давление оказалось более-менее приличным.

— А что плохо? — осторожно спросила она.

— Почему мы с тобой разошлись? — задумчиво поинтересовался Борька.

— Ты пришел сюда выяснять этот вопрос? — зашипела на него Нина. — А очередь у кабинета видел?

— Плевать мне на очередь! — объявил Борис. — Она вся симулянтская, стой мене. Так почему? Ты была вся такая нежная, трепетная, напрашивающаяся на поцелуи…

— Спроси сам себя! — отрезала немного смутившаяся Нина. — И вообще… С любым произнесенным, а тем паче написанным словом надо быть осторожнее. Тем более когда речь идет о таких словах, как «смерть». Я серьезно. Ты ведь когда-то сам меня просвещал в этом вопросе, а теперь напрашиваешься на большую беду. Вот тебе один реальный случай. Один десятиклассник — умный, талантливый — написал в школьном сочинении так: «Мне нравится этот автор — почитав его, мы не чувствуем себя мертвыми!» На что учительница ему сказала: «Я вам вообще не поставлю никакой оценки. Простите, но как я могу ставить оценку покойнику?» Потом этот парень странным образом попал в армию. Он поступил в институт с военной кафедрой, откуда в армию не брали. Но именно ему почему-то пришла повестка. Он попал в очень хорошую часть, где почти не встречалось никакой дедовщины. И его там убили. Его, загадочным образом призванного в армию из института с военной кафедрой, убили в одной из самых образцовых частей! Это уже не случайно. Ты задумайся над этим и имей в виду, что нельзя так просто играть словами.

— Любимая Надежда рассказала? — вздохнул Борька.

Нина покачала головой:

— Нет, мы с ней не видимся. Акселевич недоверчиво хмыкнул:

— С чего бы это? Ну ладно… А насчет наших просьб… С одной стороны, ежели ты оченно чего-то хочешь и страстно просишь о том Бога — это должно осуществиться, невозможного для Господа нет. Но с другой стороны — ежели ты, например, желаешь стать президентом страны, а у тебя — незаконченное среднее образование и хроническая фобия публичных выступлений — то, согласись, твои шансы все равно стремятся к нулю. Как ни хоти и ни проси… Ладно, пошел я. Пардон…