– Нет, Дэвид. Ты слишком… одержим. Я считаю, что совсемне важно, кто он. Война ведь уже закончилась.

– Тогда я сам сделаю это. Я приготовлю ему«Бромптонский коктейль». Морфий и алкоголь. Его изобрели в Бромптонскойбольнице в Лондоне для раковых больных. Не волнуйся, это не смертельно. Онбыстро всасывается в организм. Я могу смешать его, а ты дашь ему выпить. Апотом введешь ему еще морфий в вену.

Он сидел на корзине, глядя на девушку ясными глазами, сулыбкой на губах. За последнее время Караваджо стал одним из многочисленныхспециалистов по краже морфия. Прибыв на виллу, он сразу вынюхал, где хранятсямедикаменты, и сейчас не мыслил себе жизни без маленьких ампул с морфием. Когдаона впервые увидела эти ампулы, они показались ей очень странными, и онаподумала, что они похожи на маленькие тюбики с зубной пастой для кукол. УКараваджо были всегда две-три ампулы в кармане, и он делал сам себе укол зауколом в течение дня. Однажды она наткнулась на него в одном из темных уголковвиллы, где он согнулся и дрожал от передозировки. Его рвало, он смотрел на Хануи не узнавал ее. Она попыталась заговорить с ним, но он смотрел в пространство.Он нашел ее металлический стерилизатор. Бог знает, откуда у него взялась сила,чтобы открыть его.

Однажды, когда сапер порезал ладонь о железные ворота,Караваджо зубами откусил от ампулы стеклянный кончик, высосал морфий и прыснулизо рта на смуглую ладонь еще до того, как Кип догадался, что это. Кипоттолкнул его и сверкнул глазами в ярости.

– Не трогай его, Караваджо. Он мой пациент.

– Да ничего я ему не сделаю. Морфий и алкоголь еще иоблегчат его боль.

(3 кубических сантиметра «Бромптонского коктейля», 3 часадня.)

Караваджо вытягивает книгу из обгоревших рук.

– Когда вы потерпели авиакатастрофу в пустыне, откудавы летели?

– Я вылетел из района плато Гильф-эль-Кебира. Мне нужнобыло забрать одного человека оттуда. В конце августа 1942 года.

– Во время войны? Но к тому времени все экспедиции ужепокинули этот район.

– Да. Оставались только военные.

– Гильф-эль-Кебир?

– Да.

– Где это находится?

– Дайте мне книгу Киплинга… Вот здесь.

На фронтисписе романа «Ким» была карта с точечной линией,обозначающей путь мальчика и святого старца. Можно видеть часть Индии,заштрихованный темными полосками Афганистан и Кашмир в окружении гор.

Он проводит рукой вдоль реки Нуми до того места, где онавпадает в море, на широте 23°30'. Продолжая движение на запад, указательныйпалец переползает со страницы на грудь и дотрагивается до ребра.

– Вот здесь. Гильф-эль-Кебир, к северу от ТропикаРака[72]. На египетско-ливийской границе.

– Что случилось в 1942 году?

– Я совершил путешествие в Каир и возвращался оттуда.Мне удавалось незаметно ускользнуть от врагов – по старым картам, находядовоенные запасы горючего и воды. Я ехал по направлению к Увейнату. Одному былонамного легче. На расстоянии нескольких километров от Гильф-эль-Кебира подгрузовиком что-то взорвалось, и меня выбросило из кабины. Инстинктивно япокатился по песку, чтобы сбить искры, если они попали на меня. В пустыневсегда боятся пожаров.

Грузовик от взрыва опрокинулся… Возможно, это была диверсия.Шпионов вербовали и среди бедуинов, а их караваны продолжали бороздить пустыню,перевозя из города в город не только пряности или специи, но и государственныхсоветников. В те дни войны в любой момент среди бедуинов всегда можно былонайти англичан или немцев.

Оставив грузовик, я пошел к Увейнату, где знал место… гдебыл спрятан самолет.

– Подождите. Вы хотите сказать, что вы там спряталисамолет?

– Когда-то давно у Мэдокса был старый самолет. Хозяиноблегчил его до предела, но все основные части оставались на своих местах, –единственным «излишеством» был фонарь, закрывающий кабину, что очень важно дляполетов над пустыней. Когда мы бывали в экспедициях, он учил меня летать. Мывдвоем ходили вокруг этого создания из веревок и планок и обсуждали, как онобудет лететь или менять направление на ветру.

Когда к нам прилетел Клифтон на своем почти новеньком«Руперте», старушку Мэдокса закрыли брезентом, закрепили колышками и оставилина приколе там, где она была, – в одном из укромных уголков между гранитнымиотрогами к северо-востоку от Увейната. Постепенно ее занесло песком, и никто изнас не думал, что мы увидим ее снова. Она стала еще одной жертвой пустыни.Через несколько месяцев, когда мы пролетали там, над северо-восточной долиной,мы не смогли различить даже никаких очертаний. К тому времени у нас уже былсамолет Клифтона, на десять лет моложе.

– Итак, вы шли к спрятанному самолету…

– Да. Четверо суток. Я оставил человека в Каире ивернулся в пустыню. Везде шла война. Вдруг все разбились на «группы»: берманныотдельно, багнольды отдельно, Слатин-Паша сам по себе… Раньше они не разспасали друг друга от смерти, а сейчас разделились на лагеря.

Я шел к Увейнату. Я пришел туда в полдень и влез в одну изпещер на плато. Над колодцем под названием Айн-Дуа.

* * *

– Караваджо считает, будто знает, кто вы, – сказалаХана.

Пациент ничего не ответил.

– Он говорит, что вы не англичанин. Он работал наанглийскую разведку в окрестностях Каира и немного в Италии. Пока его несхватили. Моя семья знала Караваджо еще до войны. Он был вором. Он верил в«перемещение вещей». Знаете, среди воров бывают коллекционеры, как средиисследователей (но таких вы презираете), как среди мужчин, коллекционирующихсвои любовные победы, – так и среди женщин. Но Караваджо не такой. Он былслишком любознательным и щедрым, чтобы преуспеть в своей профессии. Половина изтех вещей, которые он крал, не доходила до дома. Он думает, что вы неангличанин.

Она наблюдает, как спокойно он слушает то, что она говорит;кажется, будто и не слушает вовсе. Опять где-то путешествует. Точно так же, какДюк Эллингтон[73] погружен в свои мысли, когда играет «Одиночество».

Она замолчала.

Он дошел до мелкого колодца под названием Айн-Дуа. Сняв ссебя всю одежду, он намочил ее в колодце, потом сам окунулся туда с головой.Четверо суток путешествия по пустыне измучили его. Развесив одежду на скалах,он полез дальше, по валунам, оставляя за спиной пустыню, которая тогда, в 1942году, была ареной сражений, и обнаженным вошел в темноту пещеры.

Его окружали знакомые наскальные рисунки, которые он нашелнесколько лет назад. Жирафы. Домашние животные. Мужчина в нарядном головномуборе с поднятыми руками. Несколько фигур, по позам которых можно безошибочноопределить пловцов. Берманн был прав, когда утверждал, что на этом местеплескалось древнее озеро.