пирог в рот, медленно его пережевал, а посем добавил, – но ваш ведун, Храбр, не смог бы помочь вашим другам, даже если бы… Даже если бы остался жив. Потому что тот заговор, который я прочитал над камнями, тот заговор… никто кроме меня не знает…

– Почему ты так думаешь, сынок, что этот заговор никто кроме тебя не знает? – поспрашал наследника удивленный правитель.

– Я не думаю, я знаю отец… Ты просто не видел сколько там валунов… Да, и этот заговор, создал не я, а мне его подарили…, – задумчиво потерев бровь ответил Святозар.

– Подарили? – еще больше изумился правитель, не сводя зеленых глаз с и впрямь осунувшегося лица сына.

– Что бы было с Белославой, – внезапно горестно выдохнул Храб. – Если бы тебе не удалось спасти Стояна, Святозар. Даже страшно подумать. Теперь понятно, почему она так хворала. В середине месяца червень занедужила, слегла, прямо вся ослабела. Вроде как с нее все силы высосали. Я уж и знахарку позвал, лечить ее. А знахарка говорит: «Это ее сердечная рана гложет, и снадобья тут не помогут». А перед тем, как гонец от воеводы Доброгнева прибыл с радостной вестью о выздоровлении Эриха, поправилась, с ложа поднялась, песни петь стала, улыбаться.

– А почему ты мне о болезни дочери не говорил? – поинтересовался правитель, и, нахмурил брови, строго зыркнув на Храбра.

– Не до того тебе было, Ярил, – очень мягко сказал наставник, и взяв чашу стоящую около Тура налил из глиняного кувшина воды, да залпом выпил.

– Ты, должен был мне рассказать, – заметил правитель. И недовольно качнув головой, взволнованно молвил, – наверно Белослава почувствовала, что со Стояном случилось. Заболела, когда он в камень обратился, а поправилась, когда его Святозар от оков каменных избавил.

– Ах, наследник, век я тебе теперь обязанный буду, – поставив чашу на стол, откликнулся Храбр, утирая проступивший на лбу пот. – Ты, не только жизнь, Стояну, сыну Дубыни спас, но и жизнь моей дочери Белославы. Спасибо, тебе, славный мой мальчик за это, спасибо.

Святозар отодвинул от себя блюдо, взял утиральник, суетливо утер руки и губы, да негромко ответил и голос при том едва дрогнул:

– Никакой я не славный, никакой… Эх, знал бы ты…, – и тяжело вздохнув наследник поднялся с сиденья да отошел к окну, принявшись суматошно расстегивать застежки на кафтане так, словно ему не хватало воздуха в столовой.

Правитель и Храбр удивленно переглянулись, а немного погодя Святозар вернулся к столу, и, опустившись на прежнее место, и вовсе чуть слышно добавил:

– Прости меня, отец. Просто я устал в дороге.

– Конечно мальчик мой, я понимаю, – поддержал сына правитель, и, оглядев его понурое, подернутое печалью лицо беспокойно спросил, – с тобой, что-то случилось в дороге? Ты, словно сам не свой? На себя не похож.

– Нет, отец… Это я… Я потом… потом с тобой поговорю, потом… И о смерти матери… И о себе… позже… не сейчас. Погоди, дай мне с силами собраться, – наследник говорил все правителю с таким трепетание в голосе, точно сдерживал в себе рыдания, а посем и вовсе склонил голову так, чтобы сидящие за столом не могли узреть его лицо. – Ты, отец лучше расскажи мне об Эрихе, – добавил он, повременив малеша.

– Об Эрихе, да что ж мальчик мой рассказать, – поспешно произнес правитель, стараясь развеять какое-то тягостное состояние, нависшее над столом. – Брат твой поправился. Он был очень болен. Доброгнев писал мне, что ведуну удалось покрыть рану тонким слоем кожи, но Эрих был очень слаб, даже не поднимался. А месяц назад прискакал гонец и сказал, что ночью рана с груди Эриха исчезла, а на утро тот был совершенно здоров.

– И твой отец, – усмехнувшись, закончил за правителя Храбр и многозначительно посмотрел на него. – Тогда воспрял духом, он понял, что ты добрался до страны Беловодья и искупался в молочной реке.

– Да, сын мой, и тогда, как правильно заметил Храбр, я воспрял духом и стал ждать твоего возвращения, – бросив раздосадованный взгляд на друга, сказал правитель.

В столовую вошел Сенич, принеся наследнику, глиняный кувшин с горячим сбитнем, и поставив его на стол подле Святозара, обратился к правителю:

– Ваша светлость, баня готова.

– Спасибо Сенич, – ответил правитель.

Святозар налил себе сбитня в чашу и стал торопливо пить, часточко дуя на него и даже обжигая потрескавшиеся от дальней дороги и ядреного ветра губы.

– Да, не торопись, сынок. Баня не куда от тебя не убежит, – усмехнувшись, отметил правитель.

– Это верно, отец, но когда ты четыре месяца толком не мылся и не парился, чувствуешь себя так, будто по тебе войско какого-то грязного неприятеля идет…И, кажется, что если ты погодишь еще немного, точно от этого захватчика не отмоешься, – пояснил наследник, и, сделав огромный глоток сбитня, поставил пустую чашу на стол.

Отец и Храбр довольно засмеялись, а Святозар поднялся, посмотрел на светящееся, улыбающееся лицо брата и обращаясь к нему сказал:

– Ну, я пошел отмываться от неприятеля, а ты брат, не хочешь ли мне помочь в этом святом деле?

Услышав приглашение Святозара, Тур вскочил со своего сиденья, и глянул на отца, выспрашивая разрешения, а когда правитель кивнул в знак согласия побежал вслед, за выходившим из столовой старшим братом.

Глава десятая

Когда братья зашли в жарко натопленную баню, и расположились на полке, то Тур улегшись подле Святозара на спину, на чуток затихнув внезапно негодующе произнес:

– Не люблю, я этого Храбра.

– Это почему же, – заинтересованно спросил наследник, и, повернувшись на левый бок, поставил руку на локоть, да подперев ладонью щеку, воззрился на брата. – Раньше, ты вроде в нем души не чаял.

– Это было раньше, а теперь все… все по-другому, – ответил Тур, утерев лицо от проступившей на нем моросейки пота. – Ты, что не видел, как он отца обидел?

– Обидел?! – изумленно протянул Святозар.

А Тур пропыхтел низким голосом, пытаясь подрожать Храбру:

– И твой отец, тогда воспрял духом…, – да возвращая себе свой голос, добавил, – вот ведь противный какой… Противный и все пытается отца обидеть, словно он ему, что-то плохое сделал. Нет, я понял… понял, не люблю я, Храбра… не люблю.

– Тур, я тебя, не пойму, может ты мне объяснишь с чего ты решил, что Храбр пытается обидеть отца, – погладив брата по мокрым волосам молвил Святозар.

Тур, видно давно таивший в себе пережитое, порывисто сел на полку, посмотрел прямо в глаза брату и стал сказывать:

– Ты, когда уехал. Мать наша, вроде как… вроде как заболела. Сначала я даже ничего не замечал, но позже