Внизу опять что-то зашуршало.

Вроде и негромко, но сердце у меня ёкнуло.

Мы ускорили шаг.

Спустя секунду от двери долетел металлический скрежет – душераздирающий, тоскливый. Будто кто-то огромный навалился на неё снаружи.

Ой!

Вся наша изнурённая компания вдруг ощутила невиданный прилив энергии.

Даже хромающий Дима двигался бодро, как исцеленный паралитик. Мы уже почти летели вверх по ступеням!

Там, на крохотной площадке – вторая дверь.

Заперта!

Ер-Кис не церемонится – вышибает врезной замок одним выстрелом.

Мы проскакиваем узкий сводчатый коридор.

Ещё одна дверь маячит в его конце!

Бомж распахивает её ударом ноги.

Открыто!

В неровном луче фонарика опять возникают ступени. Ер-Кис оборачивается и ждёт пару секунд – ровно столько, чтобы я и Бинк успели протолкнуть в толстые скобы тяжелые, заржавелые засовы…

Лестницу одолели в считаные секунды.

Наверху – комната без окон, почти вся уставленная какими-то сундуками и пирамидами из белого металла.

Судя по весу, сундуки – полны. Вероятно, теми самыми «побрякушками», о которых толковали наёмники. А нам сейчас плевать – даже если внутри бриллианты!

Больше бежать некуда!

И двустворчатые двери не запираются изнутри.

Обливаясь потом, мы придвинули к ним вплотную несколько древних «сейфов». Чуть не надорвавшись, водрузили сверху ещё пару штук. А на сундуки поставили пирамиды.

Те, кстати, оказались ненамного легче – из чего они? Из платины, что ли?

Пока мы таскали барахло, Бинк отвязал от спины хахира плазменный излучатель. Привинтил треногу к ствольной коробке. Нацелил излучатель в сторону дверей и снял с предохранителя.

Тяжело переводя дух, мы с Димой сели на ящик в углу. Винтовки держали наготове. Ер-Кис с автоматом и фонариком застыл рядом.

Все вслушивались и ждали.

Минуты тянулись, как резиновые. Растворялись в сумраке, текли сквозь выщербленный каменный пол…

Ничего не происходило.

Бинк засопел, утирая лоб шерстистой стороной ладони.

Хахир опять что-то пробормотал себе под нос.

Ожидание выматывало не меньше бегства. Сумрак и тишина становились невыносимыми.

– Может, они ушли? – вполголоса выдавил Дима.

Будто в ответ, из-за дверей донёсся отдаленный грохот.

– Статуя упала, – констатировал Ер-Кис. – Внизу, в коридоре…

Ещё грохнуло. По-моему, в ту дверь, которую я запирал вместе с Бинком.

Проскрежетало и стихло.

Мы оцепенели, чуть дыша. Разбирая едва уловимые звуки, заглушённые ударами сердца…

Всё ближе и ближе.

Вот заскреблось на лестнице – будто кто-то проводит пилой по камню. Вот зашуршало – словно летучая мышь цепляет крыльями низкие своды…

А створки металлических дверей вдруг подались внутрь!

Почти бесшумно. Только скрипнули по выщербленному полу отодвигаемые сундуки. И опять воцарилась тишина.

Я моргнул, стряхивая капельки пота.

Винтовка в руке казалась чугунной.

Узкая щель угадывалась между створками. Чернела пустотой…

От этого муторно – будто кто-то заглядывает внутрь. Изучает наши помертвелые физиономии.

Так хочется нажать «спуск». Палец дрожит на клавише, скрючивается в судороге…

Но я помню слова Ер-Киса: стрелять только на поражение – когда это попытается войти.

Его нельзя злить раньше времени…

Может, тогда у нас будет шанс.

Хотя бы маленький…

Что за подлая прихоть судьбы – сгинуть под чужим небом, за тысячи световых лет от дома…

На фиг тебе земляне, инопланетная тварь?

Мы ведь точно не входим в твою пищевую цепочку. Мы – невкусные!

И Бинк, оцепеневший с плазменным излучателем на изготовку, – тоже не подарок. От него у тебя будет такая изжога!

Нас нельзя трогать. Мы-то припёрлись сюда не ради чужих сокровищ. В гробу я видел эти бриллианты…

Чёрт, не надо о гробах!

Пусть трясётся от страха этот парнокопытный урод. У нас совесть – чиста…

Ну да, взяли бы пару камушков – на текущие расходы.

Что ж, убивать нас за это?

И если ты, порождение иного мира, не имеешь сочувствия к тем, кто без денег и регистрации… Тогда…

Тогда нам на хрен не надо твоего сочувствия!

Кое-что у нас найдётся, чтоб испортить тебе аппетит!

Скрипят металлические створки дверей. Щель между ними постепенно расширяется…

Я удобнее перехватываю винтовку в затёкших пальцах.

Мгновенье спустя происходит невероятное.

Тяжелые пирамиды разлетаются, как пушинки. Сундуки катятся, словно картонки на ветру.

И створки дверей распахиваются настежь. С грохотом бьют по стенам – так что брызгами летят отколотые камешки.

Фонарик гаснет – Ер-Кис его уронил. Но тьму тут же разрезают десятки вспышек.

Гудит излучатель, хлопают винтовки. Длинной, ослепительно яркой очередью работает автомат.

Бах-бабах-бах!!!

Рвутся плазменные разряды, оглушительно трескается каменная стена напротив входа. Волна жара бьёт в лицо…

Потом всё стихает.

Мы израсходовали боекомплект.

Лихорадочно шарю в кармане – у меня точно есть ещё энергоэлемент!

Фонарик опять вспыхивает – тусклым лучом. Наверное, сел аккумулятор или разбился, когда падал. Ер-Кис направляет луч во тьму за дверями.

Автоматом он тоже целится – значит, успел сменить магазин.

В тусклом свете – разбитая выстрелами стена. За клубами пыли – трещины, круглые выбоины, отлетевшие куски камня на мозаичном полу… С изуродованной фрески хмуро глядит на нас какой-то мужик в длинном одеянии – похоже, местный святой…

Но, главное, никаких следов уничтоженного чудовища!

Проклятье!

Ему ведь негде было укрыться. Крохотная площадка перед дверями вся простреливалась – настоящий шквал огня между мозаичным полом и низким каменным сводом!

Мы так нагрели воздух, что до сих пор в комнате невыносимо душно. Остро воняет известью и горелой краской. Пот катится по лицу, ноет плечо – у плазменной винтовки есть отдача, хоть небольшая. Десять раз я выстрелил в тот проклятый сумрак за дверями…