Скрип деревьев на ветру…

Робкое журчание местных цикад…

Нарастающий гул бронекара… Неужели эти ничего не боятся?

Луч фонарика опять вспыхивает.

– За мной! – негромкий голос бомжа-проводника. – Тихо, спокойно, без резких движений…

Резких?

И так едва тащимся.

Я стискиваю зубы.

Противоречивые чувства колотятся внутри. Куда он нас ведёт? В безопасное место?

Да кто он такой, чтобы доверять ему наши жизни?

Что мы вообще про него знаем?

Для заурядного карманника ему слишком много известно. И слишком уверенно он управляется с оружием…

Я вздрагиваю.

Что-то неясное мелькнуло сбоку. И как-то особенно резко повеяло хвоей – будто в полдень на солнцепёке…

Я ускоряю шаг. Почти упираюсь в спину Бинка. Но это не отстаёт.

Оно – рядом.

Я резко поворачиваю голову. Чернильные силуэты деревьев колышутся на ветру. Царапают звёздное небо…

Больше ни хрена не видать.

Я отворачиваюсь.

Вслушиваюсь в мягкий шелест палой хвои у нас под ногами.

Только гнетущее чувство не уходит – будто кто-то смотрит тебе в затылок тяжёлым, пристальным взглядом.

Вот наваждение!

Чувство нарастает – до мурашек на спине, до холодного пота… И я рву с плеча ремень винтовки.

– Эй! – испуганно бормочет Капустин. – Ты чего, Лёха?

Он замирает и тоже всматривается туда, направо.

– Видишь?

– Нет…

Я вскидываю винтовку, целюсь в чёрную пустоту.

– Не вздумай! – отчаянный окрик бомжа. Слепящий луч фонарика бьёт в глаза. – Не вздумай, – хрипло повторяет Ер-Кис.

Я медленно опускаю винтовку.

Ер-Кис отводит фонарь. Кругом снова тьма – такая же густая, безмолвная… И живая.

Справа и слева. И позади…

Оно не одно.

Я облизываю пересохшие губы.

Бинк что-то растерянно шепчет. Тоже чувствует?

– Всё в порядке, – как заклинание выдавливает Ер-Кис. – Оружие убрать. Идти за мной!

Лес поредел. Призрачное порхание светлого зайчика выхватывает какие-то изломанные, будто артритом скрученные деревья.

– Теперь близко, – успокоил бомж.

Впереди, между веток, и правда маячит гладкий бок скалы…

Святилище?

Только входа пока не различить.

А тьма вокруг – осязаемо плотная. И я почти ощущаю, как она сдвигается с каждым нашим шагом. Затягивается в удушливый кокон…

Густой аромат хвои становится нестерпимо острым. Капельки пота стекают за воротник. А по спине ползёт холод – будто что-то чужое уже коснулось её ледяными ладонями…

Сердце колотится. Будто знает – ещё минута, и нам не выбраться из этого чёртова леса…

Деревья вдруг отступили.

У подножия скалы – обширная прогалина.

И луч фонарика озаряет дверной проём, вырубленный прямо в каменной толще. Сама дверь – грубая, окованная железом, с антикварным висячим замком – неказистая, даже мрачная на вид. Но в это мгновенье она кажется нам почти райскими вратами.

Короткой очередью Ер-Кис срезает замок.

Распахивает дверь настежь…

Свет фонарика озаряет ступени, какие-то орнаменты на стенах. Аляповатые, но явно созданные разумными существами. И все тревоги о тайнах Святилища отступают. Главное, сейчас мы окажемся внутри, и этот крепкий металл, эта каменная толща хоть как-то нас укроют, отделят от того, что колышется за спиной…

Ер-Кис заходит внутрь.

Бинк подталкивает хахира. Я делаю шаг вслед за ними.

Всё вокруг гаснет в звенящей тьме…

Раскатистые удары – будто колокол.

Открываю глаза. Но тьма не рассеивается. Я чувствую, что лежу на холодном каменном полу. Через гулкий звон могу разобрать хриплые проклятья Бинка. Кое-как пытаюсь сесть – это с трудом удаётся. Руки и ноги – будто чужие – онемевшие, слабые…

Что произошло? И где остальные?

Гул… Это у меня в ушах.

Я трясу головой. Радужные круги плавают перед глазами. Я кричу:

– Дима-а-а!

В это мгновенье кто-то крепко хватает меня за руку – ледяной лапищей. Кошмар леса уже здесь! Я отчаянно вырываюсь. Молочу кулаками что-то твёрдое. Густая тьма оглашается звериным рыком. Оно бьёт меня в ухо!

Проклятое чудище!

Тут в глазах светлеет – или это Ер-Кис включил фонарь, – и я обнаруживаю кулак Димы в сантиметре от своей физиономии.

– Ну, ты! – шевельнулся, пытаясь погрозить ему пальцем. Вот бестолочь контуженая!

Слух и зрение постепенно возвращались. А язык пока заплетался.

– Что это было? – озвучил я через силу.

– Ударили «глушаком», – ответил Бинк, – наугад, прямо через лес. Соваться ближе они не рискнули – даже на бронекаре.

Понятно. Импульс частично рассеялся. А Ер-Кису вообще досталось меньше всех – он уже нормально двигается. Изнутри закрыл дверь на массивный засов. Остановился у нижней ступеньки лестницы в выжидательной позе:

– Ну как, идти сможете?

– А то! – кивнул Дима, подымаясь. И тут же едва не растянулся на полу, – Тьфу… – заворочался в сумраке, – что-то совсем не чувствую ногу…

– Зато я чувствую! – рассердился Бинк. – Оставь мою ногу в покое!

Спустя недолгое время мы всё же оклемались достаточно, чтобы взойти по крутой лестнице.

Это оказался не слишком безопасный путь.

Вертикальная шахта была вырублена в скале, и узкие ступени поднимались вверх по спирали. А в центре темнел ничем ни ограждённый круглый провал.

Именно туда чуть не загремел Дима – я едва успел его подхватить.

– Вот идиоты, – выдавил Капустин, – стены они размалевали, а перила сделать не догадались!

– Не шумите, – попросил Ер-Кис.

Только нам не требовалось особых уговоров. Обстановка явно не располагала к болтовне. Луч фонарика выхватывал мрачные фрески, какие-то серовато-зеленоватые потёки… И снизу что-то осторожно поскреблось в металлическую дверь.

Я вздрогнул.

Хахир испуганно пробормотал молитву.

А Бинк тихо спросил:

– Засов выдержит?

– Святилище их отпугивает, – без особой уверенности ответил Ер-Кис. – Они ведь не вошли, даже когда дверь была открыта…