племянницей последнего императора Византии Константина Одиннадцатого, да и сродник наш великий князь Владимир Всеволодович Мономах венчались на царство…

Дело в том, что после Владимира Мономаха об обряде этом забыли, а он был особенно важен. После коронации Ивана IV стали называть не великим князем, а царём! Царь – производное от «цезарь». И даже после того, как в 1721 году Пётр Первый стал именоваться императором, термин «царь» остался в употреблении.

Коронация же проводилась в Москве, в Успенском соборе Московского Кремля, даже после переноса столицы в Петербург.

Писатель и драматург Н. Э. Гейнце (1852–1913) писал: «В Успенском соборе Новгородский архиепископ Амвросий (Юшкевич) встретил императрицу Елизавету Петровну глубоко прочувствованной патриотической речью, в которой оратор картинно описывал прежнее жестокое могущество немцев в нашем отечестве и открытие вместе с Елизаветой новой, чисто русской национальной эры в России».

Далее Гейнце рассказал:

«После посещения соборов Архангельского и Благовещенского императрица опять села в парадную карету и тем же порядком отправилась к зимнему своему дому, что на Яузе. Когда она подъехала к триумфальным синодальным воротам, то ее здесь встретили сорок воспитанников Славяно-греко-латинской академии. Они были одеты в белые платья, с венцами на головах и с лавровыми ветвями в руках, и пропели императрице кантату, восхвалявшую ее и наступившее с нею благодатное время для России».

25 апреля 1742 года в торжественной обстановке архиепископ Велико-Новгородский и Великолуцкий (Юшкевич) вручил императрице Елизавете Петровне державу (золотой шар с короной, символизирующий царскую власть на земле) и скипетр – специально изготовленный царский посох. С таким посохом в руках венчался на царство Иван IV Васильевич. Одним из синонимов слова «царь» стало слово «скипетродержатель». Во время посольских приёмов и различных торжественных мероприятий московские цари брали скипетр в правую руку, а во время «больших выходов» скипетр обычно несли перед царем «особые стряпчие».

Коронация началась с вручения императрице печати и меча, после чего было совершено таинство миропомазания.

Елизавета Петровна внесла некоторые изменения в традиции. К примеру, церемониальное коронационное платье заметно отличалось от тех, в которых короновались её мать, Екатерина I, и тётка Анна Иоанновна. Отличие было в том, что юбка у платья была сшита в стиле рококо и отличалась, по свидетельству современников, «декоративностью, хрупкостью, утончённостью, чувственностью и некоторой манерностью». Это было «украшение в форме раковины».

Елизавета Петровна выглядела великолепно. Она была красива от природы, а одетая в царский наряд, смотрелась величественно.

После миропомазания «императрица взошла на алтарь, где и произошло причастие».

Ритуал коронации начинался с прочтения Символа веры.

Архиепископ Амвросий вопросил:

– Веруешь ли?

В ответ императрица проговорила Символ веры.

После этого на неё были возложены регалии, мантия, цепь ордена Андрея Первозванного и корона, которую она сама водрузила себе на голову.

Н. Гейнце указал: «Первенствующий архиерей подносил ей то или другое на подушках, что, собственно, и составляет отличие коронования императрицы Елизаветы от предшествующей коронации. Императрица Елизавета венчалась короной императрицы Анны… После совершения коронования, перед началом литургии, архиепископ Амвросий приветствовал новокоронованную государыню длинной речью. После миропомазания императрица была введена архиереями во святой алтарь и причастилась Святых Тайн от первенствующего архиерея по чину царскому. Во время шествия императрицы из Успенского собора в Архангельский сопровождавший её канцлер, по примеру предшествовавших коронаций, бросал по обе стороны пути золотые и серебряные жетоны. В то же самое время отправлено было несколько чиновников верхом на богато убранных лошадях, для того чтобы бросать в народ жетоны. Высокопоставленным лицам, собравшимся в Грановитой палате, императрица раздавала выбитые по случаю её коронации медали сама из своих рук; другим, менее знатным, раздавал канцлер. Тут же был объявлен длинный список высочайших наград по случаю коронации. Перед торжественным обедом в Грановитой палате, и особенно после него, императрица несколько раз подходила к окнам палаты и сама бросала в народ золотые и серебряные жетоны».

Елизавета Петровна любила Москву. Вот и после коронации задержалась в древней столице на некоторое время. Здесь она прежде всего подписала указ об освобождении тысяч русских людей, которых загнала в неволю её жестокосердная сестрица вместе со своим конюхом Бироном. Здесь издала и другие указы, отменяющие русофобские злоумышления предшественников.

Постепенно возвращала и в культуре всё то, что утратилось во времена Бироновщины. Стала создавать условия для работы учёным. Вспомним М. Ломоносова, в честь которого назван университет. При Елизавете Петровне открывались новые учебные заведения. Ломоносов делал научные открытия в физике и химии, философии. Поддерживала она и помогала финансово навигацкой морской школе, где учились гардемарины.

Посещение императрицей Елизаветой Петровной мастерской М. В. Ломоносова. Художник А. В. Маковский

Русская императрица взяла власть в свои руки и, насколько это было в ту пору возможно, избавила страну от иноземщины. Но самое главное, она возвратила права русской православной церкви. Она была православной женщиной, соблюдала русские традиции.

Валишевский писал:

«Она охотно уезжала с бала к заутрене. Бросала охоту для богомолья; но во время этих богомолий говенье не мешало ей предаваться мирским и весьма суетным развлечениям. Она умела превращать эти благочестивые путешествия в увеселительные поездки. Совершая путешествия пешком, она употребляла недели, а иногда и месяцы на то, чтобы пройти шестьдесят вёрст, отделяющие знаменитую обитель от Москвы. Случалось, что, утомившись, она не могла дойти пешком за три-четыре версты до остановки, где приказывала строить дома и где отдыхала по нескольку дней. Она доезжала тогда до дома в экипаже, но на следующий день карета отвозила ее к тому месту, где она прервала своё пешее хождение. В 1748 году богомолье заняло всё лето».

Впрочем, всё это было позднее, а в тот первый приезд в Москву уже в качестве императрицы у Елизаветы Петровны спокойной жизни не получилось.

Первая попытка покушения

Елизавета Петровна мечтала после коронации пожить в древней столице, окунуться в хитросплетения московских улиц, послушать сорок сороков. Она любила Москву, любила московский народ, более русский, нежели народ петербургский.

Но однажды, когда собиралась на прогулку по городу, вошёл взволнованный и обеспокоенный придворный лейб-медик Иоганн Лесток.

– Ваше величество! Вам нельзя покидать дворец! Поступили сведения о том, что на вас готовится покушение.

Это казалось невероятным. Возможно, не прошла ещё эйфория, вызванная столь удачным свержением брауншвейгской банды и завоеванием престола, прошедшего бескровно. Она уверилась в том, что любима народом, а потом, не может быть в народе таковых, кто желал бы её смерти.

Но… Слишком глубоко дали корни тёмные силы зла за годы странных царствований Екатерины Первой и Петра Второго и явно русофобского правления Анны Иоанновны.

Не хотелось верить Лестоку, но