– Кто бы научил тебя заводить знакомства, безопасные для жизни, – задумался Яков. Глянул на Васю остро, холодно. – Марш в казарму, отжиматься до упаду… надеюсь, к закату упаришься.

– И все? – Васино лицо пошло пятнами, он стал дергать головой, озираясь то на меня, то на Якова.

– Иди, Вася. Самое время, знаешь ли, – подсказала я, подтолкнув к двери. Сэкономленные двадцать рублей грели душу. Нет, не в них дело, но сейчас так думать удобнее. Яков не злится. Яков стал осанистый, солидный… Я обернулась и ткнула пальцем в налётчика. – Ага! Благодарен, значит. Смотришься богато. Давай, спаси еще одного Ваську. Я не могу, но ты справишься. Ему жить негде, а у него талант к рисованию. Он гений, и это всерьез. Понимаешь?

– Нет. Но слушаю охотно. Лом! – последнее слово Яков выкрикнул. В дверях сразу возник Василий, вроде бы давно покинувший комнату. – Доставь сюда другого Васю. Кажется, это дело полезнее отжиманий.

– Захвати папку с нарисованной маргариткой на обложке, она в моей комнате на окне, – шепотом добавила я. Бочком подвинулась к столу на шаг, еще на шаг. – Эй, правда не злишься? Я-то злюсь. Я себя за год так обглодала, жуть. Надо было как-то половчее продумать дело. Но я трусиха. Мне в голову ударило: они следят за всеми, а Мергель не выдаст. Глупо, но я положилась на него. Больше-то было не на кого. Вот.

Яков встал и вежливо подвинул мне стул. Я села, пригляделась: одет во все темное, ткань смотрится шикарно и совсем не по-военному. Без знаков отличия, но я не усомнилась, он принадлежит к какой-то службе и имеет высокий чин. Сел, поправил полы костюма. Шейный платок у него – чудо. Никогда не рисовала по шелку, вдруг стало обидно. Надо попробовать…

Жесткие пальцы Якова пощупали воздух – и добыли из него кремовый прямоугольник. Метнули, как игральную карту, чтобы лег передо мной. «Яркут Ё. Гимский, советник». Я прочла три раза. Особенно впечатлило «Ё». Сразу верится, что имя настоящее, оно липнет к налетчику-пианисту крепче клея.

– Я собирался навестить тебя, но сперва надо было урегулировать старые долги. А после… дела в корпусе оказались беспросветно плохи, выбраться не смог. Ни разу за неделю от прибытия сюда, – он виновато развел руками. – Закажу тебе рыбу. Это быстро и вкусно. У нас есть неотложное дело ровно на одну порцию рыбы.

Яков… то есть Яркут, открыл черную папку с золотой кромкой. Взял из ее середины вечное перо и выровнял тонкую стопку бумаги.

– Неправильно начинать с допроса, но и откладывать нельзя, раз мы встретились. Речь о событиях годичной давности. Как узнала, что Дюбо проверяют меня?

– Подслушала. Странно вышло, я не могла услышать. Сколько думаю об этом…

– Не надо вслух. Запиши, и подробно. Обещаю, бумаги не попадут к случайным людям. Прочту, обдумаю и сожгу.

Он подвинул папку и вложил в пальцы перо. Пока я примерялась, двигала папку и думала, с чего начать, Яркут удалился в темный угол. Там прятался столик, почти незаметный за драпировкой глухой шторы. Яков… то есть Яркут, поднял трубку телефона и выговорил несколько шепчущих слов. Я не прислушивалась, я усердно вспоминала и записывала. Еще изредка косилась на Як… Яркута. Многовато у него имен, но тайна «Ё.» донимала меня особо. Что, бывают отчества на Ё? Причем такие, которые недопустимо написать целиком?

Телефон тихо дзинькнул, когда я дописала и перевернула вторую страницу. Как раз принесли рыбу. Ее заказ прошел мимо моего внимания. Я стала есть и заодно перечитывать записи, дополнять, используя поля и оборот. Было вкусно и весело.

– Устройте сегодня, – Яркут долго молчал в трубку, и наконец заговорил. – Непременно. Недолго. Подъеду, мне не сложно подстроиться под любое время. Нет, нас будет трое. Принято.

Он вернулся к столу, сел и уставился на дверь, беззвучно перебирая пальцами правой руки по полированной столешнице. Волновался? Играл на несуществующем рояле? Искал комбинации сейфа?

Оба Василия явились очень скоро. Старший слегка вспотел. Не иначе, всю дорогу бегом тащил младшего на спине. Сразу прошел к столу, аккуратно выложил папку возле моего локтя. Кивнул и вернулся на место у двери.

– Сломанные руки, выбитые зубы, вымогательство, взлом касс и даже один доказанный случай с сейфом, – скучным тоном перечислил Яркут. – Утром я был уверен, что такого курсанта пора отчислить. Но вы взяли чужую вину, а после пять таких же волков… как вы могли докатиться до стайного уклада? Они все заявили, что били стекло. Шестым явился Шнурок, рыдал так, что я вызвал доктора. Да: я спросил имя, и ему потребовалось пять минут, чтобы вспомнить собственные паспортные данные. Одичал. Что еще? У него с утра, – взгляд на меня, кивок на Василия, – был богатый выбор: сбежать, украсть, отказаться от своих же слов, унижаться и просить о помиловании. Но умник смог законно добыть двадцать рублей и… адвокатшу.

– Мне рассказываешь? Зачем? – слушать было интересно. Младший Васька аж рот раскрыл. Старший стоял по струнке, лупил оловянные глаза и делал вид, что ему все равно. Но я не верила. – Посочувствовать? Вот только кому? Тебя не жалко. Сам ты… налетчик.

Старший Васька моргнул и снова уставился в стену. Младший подкрался, жадно глядя на остатки рыбы. Я подвинула тарелку и отдала вилку.

– Я говорю в основном со старшим курсантом Норским. Мне интересно, он знает, что происходит с выпускниками корпуса из-за того уклада, который поддерживается здесь не без его участия? Я – знаю. Семь из десяти попадают через год в охрану… допустим, мест содержания душевнобольных. Уволиться не могут, на них долг за обучение. Еще один стреляется, а двое оставшиеся едут на север в арестантском вагоне.

– Но мы же… – Василий перестал изображать истукана.

– Слабаки. Могли обложить волка общими усилиями, но сами стали волками, – зло и тихо выговорил Яркут. – Один Шнурок и написал жалобу, причем юридически грамотно и по нужному адресу. То есть состряпал донос, да? По вашему мнению, лучше бы промолчал, как все. Норский, попробуйте использовать голову для думанья, а не для битья ею в хрупкие носы горожан. Из-за того, как долго и упрямо все молчали, я застрял в вашем корпусе надолго. Чтобы не отсылать толпу дикарей на север составом с решетчатыми окнами, надо продлить ваше образование. Это даст вам шанс попасть на ту службу, которой вы желаете. Но еще одна кража или пьянка, и я вышвырну виновных, не вникая в причины. Почему? Потому что лично вы весело прожили в Трежале четыре года. Вы ничего не выучили из юридического базиса и общей программы. Вы малоценны. Доброе имя вашего отца, отдавшего стране жизнь, уже не изменит этого факта. Наконец, – Яркут выложил на стол длинное шило, – убийство того, кто вам ненавистен, надо тщательно планировать. Вы наследили, предоставили дознанию главную улику и не создали себе алиби. То есть базис сыска вы тоже не освоили.

– Хоть что-то хорошее скажи, – попросила я, глядя на младшего Васю, готового заплакать.

– Физическая подготовка на уровне. Базис техники боя освоен неравномерно и отличается от того, какой обычно преподают курсантам, но это не его вина. Ни один из сообщников не сдал Норского. Еще у него железная печень, судя по счетам из трактиров. Что из сказанного для идиота шестнадцати лет по-твоему – хорошее? – Яркут демонстративно приподнял бровь. – Курсант, я придумал полезное наказание. Извольте устроить новое покушение, строго до полуночи, после я хотел бы выспаться. Утром, не позднее десяти, подайте рапорт о тактике, ролях участников и выборе оружия. Послезавтра покушаться станет ваш соперник в лидерстве… Топор, если не ошибаюсь. Вы назначаетесь дознавателем. Требуется то же самое: набор команды и работа на результат. Рапорт по дознанию касательно покушения команды Топора мне на стол к десяти вечера. Идите и работайте.