По площади, неуклюже переваливаясь и громко всхлипывая,брела крестьянка неопределенного возраста, облаченная в короткий тулуп сторчащими из него клочьями овчины, перепоясанный потертым кожаным ремешком.Голова ее была обвязана клетчатым шерстяным платком, закрывающим почти вселицо, из-за чего и было трудно определить возраст приезжей. Довершали ее обликстоптанные валенки и зажатый в руке узелок.

Поравнявшись с здоровенным небритым мужиком, которыйнастороженно осматривал припаркованные на площади машины, крестьянка осторожноподергала его за рукав и, еще раз для верности всхлипнув, проговорила:

— Дядечка, а дядечка!

— Чего тебе? — недовольно отозвался детина,пытаясь выдернуть рукав и неприязненно покосившись на дочь полей. — Идикуда шла! Я не подаю! Сама на жизнь зарабатывай!

— Дядечка же! — повторила крестьянка, кулакомразмазывая по лицу грязные слезы и не выпуская рукав громилы. — Ну дядечкаже!

— Тоже мне, племянница нашлась! У меня такие племянницына цепи сидят, в будке спят, на луну воют!

— Ой, дядечка, да ты меня послушай! У вас тут всегородские такие вредные? Обидеть темного человека ничего не стоит! Я вот коровупродала, и морковь продала, приехала к вам в город, мне тетку повидать надо,тетка у меня тут, в городе вашем живет…

— Да отстань ты от меня со своими коровами итетками! — огрызнулся мужик, пытаясь вырваться. —Только мне и дела тебяслушать!

— Хотела я до тетки на машине доехать, а то я дороги-тоне знаю, а на машине-то оно сподручнее, и как раз мужчина ко мне подошел,приличный такой, вроде как вы, сразу видно, что городской…

— Ну? — небритый мужик неожиданно заинтересовался.

— Да только я хотела к нему в таратайку сесть, он мнетут и говорит, что возьмет с меня сто этих… как их… баксов, а я энтих вашихбаксов и в глаза-то никогда не видала! Темного человека, конечно, всякийобидеть может… — и крестьянка снова начала всхлипывать.

— А ну, погоди! — остановил ее мужик. — Какаяего машина?

— А вон та, дядечка! — крестьянка с готовностьюуказала на стоящую неподалеку темно-зеленую иномарку.

— А сам-то он где?

— А он, дядечка, как я сказала, что баксов-то никакихне знаю, и что отродясь их не видала, очень на меня наругался и обратно навокзал пошел, пойду, говорит, других пассажиров искать, которые нормальные, укоторых капуста имеется… а то, говорит, я с тобой, дура деревенская, тольковремя зря потерял, а причем тут капуста, я и вовсе не понимаю, — и онаснова принялась размазывать слезы по щекам.

Небритый мужик скрипнул зубами, сбросил со своего рукаваруку крестьянки и негромко проворчал, как ворчат крупные злобные собаки передтем, как броситься в драку:

— Значит, бомбит на моей территории? Умнее всех себясчитает? Ну, я ему устрою, мало не покажется! — и мужик зашагал в сторонувокзала.

— Ты уж ему скажи, дяденька, что нехорошо темного человекаобижать! — крикнула вслед ему крестьянка.

На площадь, сильно хромая и пряча что-то громоздкое подтемной курткой, вышел мужчина. Видно было, что он от кого-то убегает, и приэтом старается не привлекать к своей особе внимания. Оглядевшись по сторонам,он перебежал открытое пространство и юркнул в салон темно-зеленой «Хонды».Переведя дыхание, он бросил на пол странное устройство, напоминающее то лискладной телескоп, то ли мясорубку, накрыл этот предмет ковриком и включилпервую передачу. — Но как только он собрался отъехать от тротуара, прямоперед ним остановился видавший виды «Уазик» с заляпанными грязью номерами.Вездеход встал так, что выехать со стоянки было решительно невозможно. Мужчинав темно-зеленой машине попытался сдать назад, но там невесть откуда взяласьстаренькая «копейка».

Мужчина приоткрыл дверь и окликнул водителя «Уазика»:

— Эй, мужик, что за дела? Ты че так встал-то не поделу! Дай выехать, по-хорошему!

— Это я встал не по делу? — угрожающе проговорилздоровенный небритый детина, вылезая из «Уазика» и небрежно помахиваямонтировкой. — Нет, это ты, козел, встал здесь не по делу, и сейчасконкретно за это ответишь!

Сзади тоже хлопнула дверь, и скосив глаза, водитель «Хонды»увидел выбирающегося из «копейки» бритоголового парня, наматывающего на рукувелосипедную цепь.

— Эй, мужики, — попытался водитель спуститьконфликт на тормозах. — Я чего-то не понял. Вы мне что предъявляете? Яведь вам вроде ничего не сделал! Вам что, больше делать нечего?

— Ага, — процедил небритый мужик. —Нечего! — и с явным удовольствием опустил монтировку на лобовое стеклоиномарки.

Сзади тоже раздался грохот и хруст — второй громила орудовалвелосипедной цепью.

Водитель иномарки растерянно огляделся. Сегодня все у негошло наперекосяк. Сначала рухнули леса, на которых он так удобно устроил огневуюпозицию, и тут же невесть откуда появился милиционер, так что пришлось уноситьноги, отказавшись от выполнения операции. К тому же еще и нога подвернулась припадении и здорово болела. Теперь еще откуда-то свалилась на его голову эташпана… конечно, серьезной опасности она не представляет, но машина теперьвыведена из строя, придется ее бросить, и винтовку тоже, и нога, опять же,болит…

Все мысли пробежали в его голове в считанные секунды, и онхотел уже броситься прочь от ставшей бесполезной машины, как вдруг совсем рядомпрогремел решительный голос:

— Всем оставаться на местах! Руки за голову! Припопытке сопротивления стреляю на поражение!

Водитель «Хонды» обернулся на этот голос, причем сделал этонарочито медленно, чтобы выиграть время и оценить обстановку. Он увидел внескольких шагах от себя того самого милиционера, который преследовал его наперроне. Тогда этот сержант не произвел на него серьезного впечатления —молодой веснушчатый парень с оттопыренными розовыми ушами, явно неопытный,необстрелянный… но теперь он показался куда опаснее: стоял по всем правилам, наполусогнутых ногах, и оружие свое, тяжеленный пистолет Макарова, держалправильно, как настоящий профессионал, с упором на левую руку, и стволпистолета нисколько не дрожал. И целился этот сержант не в громил с цепями имонтировками, а в него, водителя «Хонды», поскольку с самого начала определилкак самого опасного преступника и выбрал своей целью.

Убийца нервно сглотнул и предпринял попытку, направленнуюскорее на то, чтобы еще раз прощупать милиционера — потянулся крупной рукой,густо заросшей рыжими волосами, к спрятанной под курткой кобуре.

И сержант снова поступил, как профессионал: выстрелил в туже долю секунды, без раздумий и колебаний. «Макаров» оглушительно грохнул,полыхнул огнем, и пуля обожгла киллеру плечо, прорезав борозду на рукаве. Рукаонемела на какое-то время. Точный выстрел, грамотный, и ствол пистолета посленего не сдвинулся ни на миллиметр, как будто и не было отдачи.