– Решили ремонт провернуть? – завела яразговор на отвлеченную тему. – Сами стараетесь или позвали молдаван? Лучшепотратиться и нанять специалистов. Можно найти не очень дорогих мастеров и небезумные по стоимости материалы. Очень пить хочется, не нальете стакан воды? Икак вы ухитрились пройти на лестницу, не запачкав туфли?

Ира не реагировала на мое щебетание. Она парураз моргнула, потом на ее глаза набежали слезы.

– Ремонт... – повторила она. – Ремонт? Да,ремонт...

Меня поразила интонация собеседницы – можно подумать,что она впервые слышит о ремонте. Мария Ивановна сказала мне: Ирина приводит впорядок квартиру. А что, собственно, такого? Пелагею Андреевну поместили вбольницу, молодая женщина, понимая, что смерть Суворовой не за горами, решилаободрать обои и размыть потолок.

– Ремонт... – затряслась Ира.

И тут из ее сумки донесся звонок мобильного, ая ощутила, как в моем кармане завибрировал телефон. Ира вытащила слишкомдорогую для не очень обеспеченного человека трубку и хрипло воскликнула:

– Алло! Алло! Говорите!

Я тоже вынула сотовый, удивленная тем, что онне тренькает, а лишь вздрагивает.

– Алло, алло, – твердила Ирина.

Я уставилась на дисплей. Сотовый вовсе не навызов откликался, а набирал номер. Очевидно, я забыла заблокировать клавиатуру,сунула трубку в карман, случайно нажала на клавишу ...

Ирина положила телефон в сумку, и тут меняосенило. Я вдавила кнопку повтора, а через пару секунд из красивой лаковойпланшетки женщины, стоявшей в дверях, раздалось заунывное тра-ля-ля.

Я вздохнула и сказала в мобильный:

– Добрый день, Елена.

– Я не Лена, – прошептала в свою трубку тетка,– простите, вы ошиблись номером.

– Очнись! – усмехнулась я. – И давайпобеседуем без посредства мобильной связи. Смешно мы, наверное, выглядим: стоимдруг напротив друга и бормочем в трубки.

– По этому номеру нет никакой Лены, – упрямоповторила женщина.

– Значит, Ира? – ухмыльнулась я. – Длямалообеспеченной медсестры, вынужденной из-за квартиры ухаживать за ПелагеейАндреевной, у тебя слишком дорогой мобильный. Ну-ка дай сюда ключи!

Моя визави молча протянула связку.

– Так я и предполагала! – воскликнула я. – Этоже отмычки! То-то мне показалось странным, что в связке столько ключей. Штуксорок, не меньше! Лена, у нормальных людей их не больше пяти-шести.

– Я не Лена, – тупо повторила женщина.

– А кто? – разозлилась я.

– Катя, – вдруг шепотом сообщила собеседница.– Катя. Лена меня старше, я младшая. Вернее, самый младший Павел. Пелагея егоот генерала Быкина родила.

Я заморгала:

– Пелагея Андреевна – ваша мать?

– Можно и так сказать, – невесело подтвердилаКатя, – хотя настоящей мамой мне Сонечка была.

– И у вас есть еще сестра Лена?

– Да, – подтвердила Катя, – но мы не дружили,совсем. Нас в детский спецдом отправили. Хотя... вы, наверное, не знаете, чтоэто такое, и не поймете. Вообще, нашу историю обычному человеку не осознать,очень уж она дикая. Я ведь почему прийти сюда рискнула? Мне документ позарезнужен. Пелагея меня обманула, обещала его отдать, если я буду ей деньгиплатить, и я привозила каждый месяц. Но... понимаете... у меня своих большихсредств нет, зарабатываю я мало. Меня муж содержит, он счет проверил, сталспрашивать: «Катюша, куда приличные суммы деваются?»

А я ответить не могу. Боюсь! Вдруг он менябросит? И в клинике позор! Пелагея... она... Ой, господи!

Катя кашлянула и беззвучно заплакала. Я обняласовершенно растерянную Катю за плечи:

– Пошли.

– Куда? – одними губами спросила она.

– Тут неподалеку есть маленькое кафе набульваре, там нам никто не помешает, – пообещала я.

Когда мы устроились за столиком и сделализаказ, Катя вдруг спросила:

– А вы кто?

– Евлампия Романова, – представилась я. –Лучше зовите меня просто Лампой. Я работаю частным детективом.

– Ой! – Катя зажала рукой рот.

– Сами понимаете, – делая вид, что не замечаюиспуга собеседницы, продолжала я, – моя профессия обязывает держать язык зазубами, хранить чужие тайны и никогда не сообщать подробности о клиентах. Носейчас придется нарушить эти правила: меня наняли присматривать за ВеройПутинковой, невестой Павла Брыкина.

Чем дольше я говорила, тем сильнее бледнелаКатя. В конце концов, она прижала руки к груди и прошептала:

– Паша мой брат. Он, вообще-то, Быкин, вспецинтернате проходил под этой фамилией, но потом слегка изменил ее.

– Давайте-ка с самого начала... – попросила я.

– Не могу, – прошептала Катя, – все такзапутано, никаких слов не хватит.

– Ничего, я разберусь, – приободрила я ее. –Глядишь, и вам сумею помочь!

– Вы знаете, где Пелагея Андреевна?

– Да. Она в больнице, у нее инсульт.

– Боже! – отшатнулась Катя. – Говорить может?

– Нет, – помотала я головой. – Суворовой оченьплохо, врачи сомневаются в благополучном исходе.

– Катастрофа! – обмерла Катя. – Я за квартиройв свободное от работы время следила, все ждала подходящего момента, но Пелагеяиз дома выходить перестала. Я с улицы наблюдала, сидела в подъезде напротив ина окна пялилась. Мне было трудно, но я приняла решение: непременно доведу делодо конца. Уйдет Пелагея в поликлинику, влезу в квартиру и отыщу бумагу. Ностаруха словно в спячку впала: наружу не выглядывала, даже свет не каждый вечерзажигала. И вот сегодня я подумала: пусть она даже дома будет, войду ипотребую... а там – ремонт. Ремонт!

– Начните сначала, – приказала я. – Насколькоя знаю, Пелагея Андреевна дворянка, представительница некогда знатной семьи,потерявшей все после революции.

Катя поперхнулась и закашлялась. Наконец онаспросила:

– Кто сказал вам эту чушь?

Я изложила легенду о семейном проклятии.

– Ерунда! – Катя вдруг засмеялась. – Все нетак. Слушайте...