Гарибальди засмеялась.

– Память лучше лишний раз освежать.

Ворота поднялись.

– Ой, «Запорожец»! – охнулая. – Тот самый! Любовь и гордость Жози! Он еще на ходу?

– Зверь-машина, – рассмеяласьДана. – Жозя его ежедневно заводит и проверяет. Как раньше.

– Твоя свекровь на нем ездит? –поразилась я.

– Нет, конечно, – помотала головойДана. – Но считает «Запорожец» лучшим авто на свете, его же подарил ейМатвей Витальевич. Знаешь ведь, как свекровь обожала мужа. Она даже его кабинетпеределать не позволила. Помнишь, он и раньше как музей стоял, да так иостался. Везде ремонт сделали, а в кабинете Колоскова ничего не тронуто. Свнешней стороны, когда на дом смотришь, это странно выглядит: повсюдустеклопакеты – и вдруг одно допотопное окно. Давай, входи, а то, кажется, дождьначинается…

Миновав просторную прихожую, коридор и холл,мы вошли в квадратную кухню-столовую. Данка немедленно бросилась к плите.

– Кофеек сейчас сварганю, –пообещала она. – Еще ватрушки имеются. Вкусные, заразы, с апельсиновымицукатами!

– Теперь понимаю, отчего вторая женаАльбертика взбесилась, – констатировала я, удобно устроившись вкресле. – От прежней дачи ничего не осталось! Все иное, включая мебель.

– Нет, картины старые, и кабинет Матвеянетронут, настоящий музей, – уточнила Дана и засмеялась. – Да и мы сЖозей прежние. А вот и она! Мам, привет, узнаешь Виолу?

Я встала и повернулась к двери. На порогестояла хрупкая фигурка. Жозя всегда была стройной и подтянутой, но за тот срок,что мы не виделись, она стала похожа на одну из своих любимых канареек.

– «Виола»? – растерянно переспросилаЖозя. – Спасибо, я недавно обедала. Может, к ужину съем кусочек хлебушка сплавленым сыром.

Данка засмеялась:

– Ма, я не о сыре, а о Виоле Таракановой,моей подруге, а теперь писательнице. Чьи это там книжки? Вон, на подоконнике…

Я невольно посмотрела в сторону огромногостеклопакета в темно-коричневой деревянной раме и увидела стопку своих книг.Данка не пыталась сделать мне приятное, рассказывая о своей любви к детективамАрины Виоловой, она и в самом деле скупила их все.

– Это ее романы, – терпеливопродолжала Дана.

– Она их заберет? – вопросила Жозя.

– Нет, нет, оставлю, – успокоила ястарушку.

– А говоришь, книжки принадлежатгостье, – нараспев произнесла Жозя.

– Виола их написала, – объяснилаДанка, – она автор бестселлеров.

Жозя погрозила невестке пальцем, потом глянулана меня.

– Дануся вечно надо мной подшучивает! Явеликолепно знаю, как зовут писательницу – Арина Виолова! А в гости к нампришла Виола Тараканова…

– Мамуля, – перебила ееподруга, – вспомни: мы с тобой вчера смотрели телик. Я увидела Вилку итебе сказала: «Гляди, Тараканова выступает!»

– Не делай из меня дуру, я имеюрасчудесную память! – рассердилась бабуля. – Виола Тараканова нашадавняя знакомая. Здравствуй, моя милая, замечательно выглядишь, слегкаповзрослела, но это ведь естественно!

– Спасибо, Жозя, – улыбнуласья. – Собственно, я теперь уже не взрослею, а старею… Ты слишком деликатна!

– А при чем тут Арина Виолова? –задала вопрос престарелая дама.

– Писательница она, – указала наменя Данка.

– У нас в столовой ВиолаТараканова, – напомнила Жозя. – Никакой Арины я не вижу!

– Вилку еще зовут Виоловой, –бестолково объясняла невестка. – Они одно лицо.

Жозя наморщила лоб.

– Виола Тараканова и Арина Виолова?

– Да, – кивнула я.

– Слава богу, разобрались, –обрадовалась Данка.

– Так не бывает, – заявилаЖозя. – Ох, юмористка! Ну ладно, пейте чаек, а потом приходите посмотретьна птичек, я буду в вольерной.

Шаркая уютными теплыми шлепанцами из дубленойовчины, Жозя двинулась в сторону коридора. Только тут я сообразила, что онанадела свитер наизнанку – ярлычок с названием фирмы торчал на виду, а домашниетапки у старушки оказались от разных пар: на правой ноге красовалась голубая,на левой розовая.

– У Жози склероз? – спросила я,когда мать Альберта ушла.

Дана почесала переносицу.

– Не-а, все отлично. Ну забывает пороймелочи, может имена перепутать или кое-что недопонять. Но Жозя вполне здорова,я за ней в четыре глаза слежу, раз в три месяца на анализы вожу, таблетки даю.Меня врачи уверяют, что она проживет еще долго. Да и с какой стати ей помирать?Она совсем молодая, восьмидесятилетие не отметила. Скажи, она чудесно выглядит?

Последние слова Данка произнесла слишкомгромко, словно желая скрыть собственное беспокойство.

– Да, да, да, – закивала я, –больше пятидесяти ей и не дать. Насчет склероза я глупость сморозила.

Лицо Даны разгладилось.

– Вот и кофе, – обрадованно сказалаона, – а к нему булочки, колбаска, сыр…

Я молча смотрела, как подруга мечется покухне. Дана рано потеряла родителей и, насколько я понимаю, всю жизнь мечталаиметь большую семью, состоящую из любящих родственников. И ей повезло. Правда,не с мужем. Альберт всегда был эгоистом, он искренне считал, что супруга дура,не способная ничего добиться. Он и не скрывал своего презрения по отношению кжене, а его насмешки над Данкой вызывали у меня желание стукнуть Алика по носу.Хорошо, что он завел другую бабу и ушел от Даны!