– М-да… – крякнула Дана. –Подожди, ведь вполне вероятно, что отец украинец или белорус, их тут теперьтоже масса.

– Вот я все и сомневаюсь… – Настязаплакала. – Я теперь понимаю – проблема была в Лене. Представляешь егореакцию? Если жена от другого забеременела, а от него не могла, значит, он сдефектом. И еще: вдруг это мой единственный шанс стать матерью?

– Ну и дела… – протянула Данка.

А Настя вытерла глаза рукавом платья, открыласумочку, вытащила из ее недр листок и молча протянула Дане.

– Что это такое? – изумилась та иразвернула бумажку.

«Знаю все. Молчание стоит пять тысяч долларов.Если через неделю не получим деньги, о вашей тайне узнают все».

– Ужас, да? – прошепталаНастя. – Кто-то в курсе!

– Ни в коем случае не плати! –взвилась Дана. – Иначе никогда не избавишься от шантажиста!

– Нет, лучше отдам то, что онтребует, – не согласилась учительница.

– Пойми, гад не успокоится, пока невытащит из тебя все до копейки, – справедливо заметила Гарибальди. –Сделай аборт и, если сукин сын сообщит Леониду правду, спокойно возражай:«Вокруг полно сумасшедших, я не беременна».

– Лишиться долгожданного малыша?! –с ужасом спросила учительница.

– Тогда расскажи обо всем мужу. Ты же неизменяла ему, стала жертвой насилия.

– Потерять Леню? – заплакалаНастя. – Он ведь меня бросит!

– Так что делать? – воскликнулаГарибальди.

– Одолжи мне денег, – попросилаНастя. – Я верну. Накоплю и отдам.

– Ну уж нет! – топнула ногойДанка. – Ради твоего же блага не дам! Объяснись с Леней!

– Спасибо за совет, – кивнулата, – непременно обдумаю его.

После ухода подруги Дана так и не сумелауснуть. С одной стороны, она была уверена, что поступила совершенно правильно:если протянешь шантажисту палец, он не только руку, но и полтуловища отхапает.С другой – Настя уходила крайне удрученной. С третьей – пять тысяч долларовбольшая сумма, а у Гарибальди средства вложены в бизнес. С четвертой –Анастасии следовало помочь. С пятой…

Впрочем, вполне хватило и уже перечисленныхпричин, чтобы всю ночь провертеться под одеялом. Слегка вздремуть Дане удалосьлишь под утро, но забытье оказалось недолгим. Над Евстигнеевкой полетели вопли,истеричный женский плач, визг.

Уж на что Дана не желала связываться ссоседями, но даже она выскочила на улицу и спросила у местных баб, толпившихсяна дороге:

– Что случилось?

– Настя повесилась! – заголосилитетки. – Училка наша, директорская жена! В сарае удавилась, оставилазаписку: «Прости, милый, никому не верь, я любила одного тебя». Ой, говорят,она мужика завела! А Леонид Палыч их застукал!

Дане стало дурно. Держась за забор, онавернулась домой и упала на кровать. Ну что мешало ей вчера пообещать подругеденег.

Анастасия бы успокоилась. А Гарибальди безпромедления следовало кидаться к Леониду и объяснить ситуацию, в которую попалаего супруга. Леня интеллигентный, мягкий человек, он бы все правильно понял! Атак получается, что Дана толкнула подругу в петлю…

– Ты не виновата! – быстро сказалая. – И вовсе не обязана брать на себя ответственность за чужую судьбу.

– Настя просила помощи, а я не смогладать ей нужный совет!

– Она хотела не совета, а денег. Кстати,совсем не маленьких. У тебя их могло и не быть, – решила я утешить Дану.

– Надо было отправиться в банк и взятьссуду, – мрачно возразила она, – а я прочитала ей лекцию и спокойноотпустила домой.

– Ты не виновата!

Дана отвернулась к окну.

– Ты абсолютно не виновата! – сжаром повторила я. – Кто-то узнал об изнасиловании. Может, подглядывал изкустов… Хотя вполне вероятно, что в шантаже замешан сам насильник. Сначаланадругался над учительницей, а потом, сообразив, что она боится поднять шум,решил еще и руки нагреть. Вот гад! Думаю, он из местных. Гастарбайтеры на такоене пойдут, они пугливы. Даже если кто-то из них изнасиловал женщину, простоубежал бы, и все. Шантажировать не стал бы, побоялся. Да и текст записки явнонаписан человеком, для которого русский язык родной. Нет, здесь точно поработалкто-то свой…

– И мне очень хочется его найти, –перебила меня Дана, – может, поможешь?

На следующее утро, около восьми, в комнату,где я спала, вошла, держась за голову, Дана.

– Вилка, дрыхнешь?.. – протянулаона. – Впрочем, прости за идиотский вопрос. О, как мне плохо!

Подруга со стоном рухнула в стоящее у стеныкресло.

Я села и участливо спросила:

– Мигрень?

– Ужасная, – прошептала Данка.

Потом вдруг резко вскочила, кинулась к окну,распахнула его и перегнулась через подоконник. По моим ногам побежал холодныйветер. По утрам в сентябре зябко, да еще сегодня моросил мелкий противныйдождь.

– Осторожно, не упади, – сказала я.

– Мы на первом этаже, – уженормальным голосом ответила Дана, – лететь недалеко.

– Все равно не следует висеть внизбашкой, – не успокаивалась я, – только хуже станет, иди ляг вкровать. Погода меняется, вот твои сосуды и отреагировали.

Данка закрыла окно и упала в кресло.

– От воздуха легче. В моей спальне дышатьнечем, я себе после ремонта комнату в мансарде оборудовала.

– Под крышей? – удивилась я. –На втором этаже у вас пустая спальня.

– Хотела тишины, – призналасьподруга. – И потом… э… пойми меня правильно… на второй этаж ведет широкая,удобная деревянная лестница, а выше – винтовая.

– И что? – не поняла я.

Дана схватила со спинки салфетку, накинула еесебе на лицо.