— И вот, — продолжила она как ни в чем не бывало, роняя зажигалку в карман, — выпили мы по одной, и я говорю: «Поеду-ка я лучше домой». — «Домой! — говорит он. — Я-то думал, — говорит, — мы поедем ко мне». И он вытянул руку, стиснул мою коленку и смотрит мне в глаза со значением. Я тоже посмотрела на него. Так и застыла. Ни слова не могу сказать. Наконец он убрал свою руку и говорит: «Ну или не поедем. Если так».

— Ха, — сказал Майка.

Он уже привинчивал на место накладку. Иоланда задумчиво следила за ним, всякий раз отгоняя одной рукой дым, когда выдыхала.

— Сегодня дантист, — сказала она.

— Попробуете еще раз?

— Этот никогда не был женат. Не знаю, хорошо это или плохо.

Майка наклонился, убирая отвертку обратно в набор инструментов.

— Придется подождать денек-другой, пока я съезжу в магазин, — предупредил он.

— Я буду тут, никуда не денусь.

Она всегда была тут, как ему казалось. Непонятно, как зарабатывала себе на жизнь.

Провожая Майку к дверям, она спросила:

— Что скажете? — И внезапно хищно улыбнулась, выставив напоказ все зубы, крупные и необычайно ровные, словно двойной ряд клавиш.

— О чем? — уточнил он.

— Дантист одобрит, как считаете?

— Конечно, — сказал он.

Хотя подозревал, что дантист может и придраться к ее курению.

— Сообщения, что он писал мне, вполне милые, — сказала она и сразу приободрилась, просияла, даже лицо уже не выглядело таким обвисшим.

Обычно вечера понедельника он и Кэсс проводили врозь. Но последним клиентом в тот день оказался ортопед, чей кабинет находился по ту сторону Белтвея. Возвращаясь от него, Майка заметил красно-белые каракули — вывеску своего любимого барбекю. Поддавшись порыву, он свернул на парковку и послал Кэсс эсэмэску: «Привезти на ужин Энди Нельсонов?» Она откликнулась сразу — значит, уже вернулась с работы: «Отличная идея». Он заглушил двигатель и зашел внутрь сделать заказ.

Было начало шестого, пришлось ждать в толпе одетых в мешковатые комбинезоны рабочих, юных, переплетшихся телами парочек и измученного вида женщин в окружении вопящих детей. От запаха дыма и уксуса Майка почувствовал голод — на ланч он съел всего лишь сэндвич с арахисовым маслом и изюмом. В результате он заказал чуть не вдвое больше, чем следовало, — кроме ребрышек, еще и капусту, и картофельные дольки, и кукурузный хлеб, два пакета с ручками набил. И всю дорогу, пока он ехал к Кэсс, его терзали доносившиеся с заднего сиденья запахи.

Наступил час пик, радио в машине предупреждало о пробках, но Майка сумел отрешиться, руки его спокойно лежали на руле. Дальние холмы как будто окислились, за сутки деревья покрылись оранжевым туманом.

Кэсс жила поблизости от Хартфорд-роуд. Ее дом с первого взгляда можно было принять за семейный особняк — посеревшая, некогда белая обшивка, тесное крыльцо, внутри подъезда, справа, лестница, которая вела на второй этаж в ее квартиру. На площадке Майка перехватил оба пакета одной рукой и постучал.

— Божественный аромат, — сказала Кэсс, впуская его. Она взяла один пакет и повела Майку в кухню.

— Я был в Кокисвилле, и машина вроде как сама собой зарулила на парковку, — пояснил он. — Кажется, я набрал слишком много.

Он поставил свой пакет на столик и наскоро поцеловал Кэсс.

Она все еще была в рабочей одежде — какой-то свитерок, какая-то юбка, приглушенные, сдержанные цвета; Майка принимал такой стиль, толком не рассматривая, во что Кэсс одета. Вообще-то ему нравилась наружность Кэсс. Высокая женщина с неторопливыми движениями, существенной грудью и широкими бедрами, из солидных черных туфель с небольшим каблуком поднимались крепкие лодыжки. Да и в целом она была солидной, и это вроде как заводило Майку. Он перерос интерес к девочкам-веточкам. Лицо Кэсс было широким и спокойным, глаза — глубокого серо-зеленого оттенка, пшеничные прямые волосы свисали почти до плеч, пробор сделан наугад, стрижка самая простая. Взгляд Майки отдыхал на этой женщине.

Она уже и на стол накрыла, поставила в центр рулон бумажных полотенец — когда ешь ребрышки барбекю, салфетками не обойтись. Пока она выкладывала еду из пакетов, Майка достал из холодильника две банки пива, вручил одну Кэсс и уселся напротив нее со второй.

— Как день прошел? — спросила она.

— Нормально. А у тебя?

— Ну, если не считать того, что Нэн теперь знает про Усика…

— Да-да, — подхватил он. Совсем забыл об этом.

— Я вернулась домой, а на автоответчике сообщение от нее — просит ей перезвонить.

Майка ждал продолжения. Кэсс положила себе капусты и передала ему коробочку.

— Так что она тебе хотела сказать? — спросил он наконец.

— Пока не знаю.

— Ты не перезвонила?

Кэсс отделила три ребрышка от пластиковой упаковки. Губы она сжала (упрямо, подумал Майка). Внезапно проступила та девочка, какой она была давным-давно.

— Нет смысла откладывать, — сказал он. — Только затягиваешь.

— Соберусь — позвоню, — оборвала она его.

Он решил оставить эту тему. Вгрызся в ребрышко.

Находясь у себя в квартире, Кэсс если не спала, то всегда что-нибудь включала — музыку, новости, что угодно. По утрам NPR, вечером телевизор, неважно, собиралась она его смотреть или нет. Во время еды из радио на кухне непрерывным потоком струилась легкая музыка. Майка, любитель тишины, старался не обращать внимания, но постепенно невнятное раздражение нарастало, и он замечал наконец, что именно он слушает. И сейчас тоже спросил:

— Можно слегка приглушить?

Кэсс отрешенно глянула на него и повернула ручку, сделав немного тише. Он бы предпочел, чтобы она вовсе выключила звук, но это значило бы требовать от нее чересчур многого.

Они с Кэсс были вместе около трех лет и достигли той стадии отношений, когда все более или менее определилось, выработались компромиссы, удалось приспособиться к тому, что каждого не слишком устраивало в партнере, а на мелочи оба научились смотреть сквозь пальцы. Можно сказать, сложилась система.

Лишь ближе к концу трапезы Кэсс вновь заговорила о Нэн.

— У нее у самой-то все есть! — сказала она. Майка сперва и не понял, к чему Кэсс клонит, но она продолжала: — Огромный золотистый ретривер! Ну да, не ее собственный, жениха, но все равно. Казалось бы, могла бы и понять, почему я не готова расстаться с Усиком.

Майка никак не мог привыкнуть к тому, что Кэсс дала коту такое нелепое прозвище. Можно же подобрать что-то более взрослое и достойное. Герман, например, или Джордж. Но разумеется, он никогда не высказывал свое мнение.

— А где же сейчас Усик? — надумал он спросить. Оглядел кухню — кота нигде не видать.

— То-то и обидно, — ответила Кэсс. —