Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смотрю ему в спину, пока он выходит через входную дверь на улицу, бережно зажав мою книгу под мышкой.
Боже, как я завидую этой книге.
2
И лице Его, как солнце, сияющее в силе своей.
Откровение 1:16 ап. Иоанна Богослова
После работы я переодеваюсь в спортивный костюм и отправляюсь на длительную пробежку. Поскольку это часть моих тренировок по тхэквондо, абуэла не возражает, что я ухожу одна. Раньше Рейдж бегал со мной, но он всегда хотел закончить быстрее, чем я. В последний раз, когда мы бегали вместе, он держался за бок и согнулся пополам, сказав: «Думаю, если бы тебе дали такую возможность, ты бы добежала прямиком до Лос-Анджелеса».
Возможно, он прав. Но это было самое странное воскресенье в моей жизни, а бег – лучший способ проветриться и привести мысли в порядок.
Жизнь в черте города сопряжена со своими трудностями, но наше маленькое одноэтажное бунгало находится на некотором расстоянии от двух трасс, и я благодарна за это. Я пересекаю центральную дорогу и спускаюсь по тихой тропинке, идущей вдоль реки.
Мне нравится ощущение дорожки под кроссовками, чистый запах красных сосновых иголок, устилающих землю.
И тишина. В большей степени я пришла сюда из-за тишины. Здесь не гуляют с собаками, хотя, когда огибаю рощу, я вижу, как что-то маленькое и черное со стоячими заостренными ушами убегает в кусты.
Ничего не могу с собой поделать и думаю о Сэме. Его лицо всплывает в голове, как будто кто-то специально запечатлел его в моей памяти, но по мере того, как мышцы разгораются, я сосредотачиваюсь на движениях ног и рук и ритме дыхания. Когда я возвращаюсь домой и захожу в душ, Сэм уходит на задний план. После ужина я лежу в кровати и читаю очередную книгу, когда слышу голоса в гостиной, в частности нежное воркование бабушки, суетящейся над кем-то. Мне становится любопытно, я открываю дверь спальни и вижу, как абуэла пытается накормить Зи печеньем.
– Мигуэла, дорогая Зерахиил пришла, чтобы отвезти тебя на ярмарку, разве это не заботливо с ее стороны?
Бабушка прямо-таки сияет. Она всегда обожала Зи. Ей нравится в ней все: от длинных светлых волос до пышных женственных юбок, не говоря уже о милом характере. Думаю, бабушка одобряет нашу дружбу, поскольку надеется, что Зи положительно повлияет на меня.
Я сажусь рядом с Зи на диване.
– Так бы оно и было, если бы я не написала ей десять раз, что не пойду, – со стоном говорю я.
– Но потом ты выключила телефон и я решила, что ты передумала! – Зи хлопает ресницами, явно солгав.
Я замечаю золотистые кристаллы, свисающие у нее из ушей, протягиваю руку и ощупываю.
– Последнее время ты постоянно их носишь. Что делает этот камень?
– Это цитрин. Он приносит радость и воодушевление.
– На мне это не работает, – шепчу я.
Она не обращает внимания на мои слова.
– И как я только что говорила твоей бабушке, Осенняя ярмарка – это такой праздник в Вермонте, что я просто не могу позволить тебе пропустить его.
Абуэла поворачивается ко мне:
– Это правда, Мигуэла. Мы живем в таком красивом месте. Ты должна пойти, дорогая.
И это говорит женщина, которая никогда не отпускает меня гулять вечером, когда я действительно этого хочу.
Зи лучезарно улыбается мне, и на секунду я подумываю, не спихнуть ли ее с дивана. На самом деле я бы никогда этого не сделала. Но при этом она участвует в кампании «Разве ты не любишь Вермонт?» с тех пор, как я сказала, что поступила в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса. Мне лучше просто пойти, пока она не сказала что-нибудь такое, что вызовет любопытство у абуэлы. Я закатываю глаза и встаю с дивана.
– Ладно. Но ненадолго, – заключаю я и иду в комнату, чтобы взять толстовку и телефон.
Абуэла подходит ко мне с расческой. Она что, разложила их по всему дому, чтобы мучить меня?
– Вернись домой к девяти тридцати. Завтра в школу, niñas[7] .
Она заканчивает проводить расческой по моим волосам спереди (на то, чтобы расчесать всю голову, ушел бы час и вмешательство Бога) и застегивает молнию на толстовке, хотя на улице почти пятнадцать градусов. (Что очень странно, если задуматься об этом.)
Бабушка провожает нас до двери, целует в обе щеки и машет рукой:
– Повеселитесь!
Это заговор, клянусь. Как только мы оказываемся вне пределов слышимости, я шиплю:
– Это было совершенно нечестно, Зи!
Она обнимает меня за шею и притягивает ближе с широкой улыбкой. Я улавливаю свежий аромат лемонграсса и апельсина и сразу чувствую, как замедляется мое сердцебиение. Не знаю, дело в эфирных маслах или просто в ее манере держаться, но эта девушка – настоящее успокоительное.
– Не злись, Мика. Это ненормально – запираться в комнате и постоянно читать про зомби.
Я открываю пассажирскую дверь.
– Я не читаю про зомби! Это делали в 2019-м.
Она садится за руль и заводит машину.
– Я помню, тебе нравились «Бегущие мертвецы».
– «Ходячие мертвецы»! – восклицаю я, но она лишь улыбается. – Ты просто издеваешься надо мной.
– Не важно. Прежде чем ты сбежишь и забудешь про нас, я хочу, чтобы ты поняла, что оставляешь здесь.
– Я знаю, что оставлю здесь, Зи, и я буду скучать по всем вам, но мне нужно что-то поменять, увидеть что-то новое. Я чувствую себя… запертой здесь, я не могу пошевелиться и расправить крылья.
Она поднимает брови.
– Крылья? У тебя есть крылья, а ты никогда не рассказывала мне об этом?
Я игнорирую ее слова.
– Кроме того, я ходила с тобой на октябрьский фестиваль, и сбор яблок, – я загибаю пальцы, – и в лабиринт на кукурузном поле. Мы вели себя как чертовы туристы.
Мы заезжаем на парковку ярмарки, и, заглушив двигатель, она поворачивается ко мне:
– Послушай, Мика. Извини, если я слишком резкая. Я просто… не хочу, чтобы ты уезжала.
Ладно, это прозвучало настолько искренне, что мне становится плохо.
– Я знаю, Зи, но мне бы хотелось, чтобы ты поддерживала меня в том, что хочу делать я.
Она вздыхает.
– Ты права. Я попытаюсь. Если ты попытаешься повеселиться сегодня.
Я издаю стон.
– Никаких обещаний.
Мне приходится хлопнуть дверью, чтобы она закрылась. Родители Зи предложили купить ей любую машину, какую