В свете подслеповатой лампочки номер гостиницы казался почтиубогим, но и это не испортило мне настроения. Я легла, натянула одеяло досамого носа и закрыла глаза. А потом сказала громко:

— Мне повезет.

Утром я купила все местные газеты и занялась объявлениями.Интересовали меня два раздела: «Работа» и «Квартиры». Путем нехитрых подсчетоввыяснилось, что денег, которые я смогу выручить за трехкомнатную в Душанбе, струдом хватит на однокомнатную «хрущевку», а пока есть смысл подыскать себежилье подешевле, гостиница мне очень скоро станет не по карману.

Из объявлений раздела «Работа» мало что могло привлечь моевнимание, но я все же сделала несколько звонков. Особенно выбирать не приходилось,в крайнем случае сойдет и временная работа, а там посмотрим. После обеда явновь отправилась гулять, а вернувшись около семи, с удивлением услышала, как вномере звонит телефон. Я торопливо открыла дверь, бегом припустилась к столу исхватила трубку.

— Наташа? — Голос по телефону я узнала не сразу искорее догадалась, что звонит мне вчерашняя знакомая. Впрочем, кто бы еще мнемог позвонить в этом городе?

— Здравствуйте, Светлана, — отозвалась я.

— Как ваши дела?

— В общем, нормально. Как вы меня нашли?

— Из всех гостей в этой гостинице вы одна из Душанбе. Явот по какому поводу: моя подруга уезжает в Германию на восемь месяцев, сдаетквартиру на это время. Оплата сущий пустяк, но есть условие: квартира должнасодержаться в чистоте, у подружки это бзик. Впрочем, квартира небольшая, мебелисовсем мало, так что выполнить ее условие будет не так трудно. Само собой,квартира с телефоном и в приличном районе, десять минут — и вы в центре. Нукак?

— Здорово, — ответила я.

— Ну вот и отлично. Она уезжает через неделю, это васустроит?

— Да, конечно. Даже не знаю, как вас благодарить…

— Я ведь уже сказала, мне очень понравилось ваше лицо…Послушайте, Наташа, думаю немного свободного времени у вас найдется, почему бывам не заглянуть ко мне в гости? Это недалеко от гостиницы, записывайте адрес…— Не успела я ответить, как Светлана начала диктовать, а потом сказала:

— Берите такси — я заплачу — и приезжайте. Жду. Обещаюнакормить вас ужином.

«Все художники немного чокнутые», — решила я, глядя насебя в зеркало.

Лицо как лицо, в общем-то довольно симпатичное, если невалять дурака и не прибедняться, но такси и ужин — это слишком.

Добиралась я на троллейбусе, решив не злоупотреблять чужойдобротой. Дом, где жила Светлана, в самом деле находился неподалеку от гостиницы.Старое и довольно обшарпанное сооружение в три этажа с нелепой пристройкойнаподобие башни сбоку. Вот в этой самой башне и находилась нужная мне квартира.

Светлана открыла дверь в заляпанной краской блузке, босая, сбелой косынкой на голове.

— Проходи, — бросила она коротко и поцеловала меняв щеку, точно мы лет сто были закадычными подругами.

— Привет, — промямлила я.

Вообще-то я нелегко схожусь с людьми, и сейчас этот резкийскачок к дружбе меня беспокоил. С другой стороны, в этом городе у меня никого,а Светлана обещала помочь с жильем и даже что-то говорила насчет работы…

— Проходи, сейчас вымою руки и будем чай пить. —Светлана провела меня в огромную восьмиугольную комнату с тремя окнами беззанавесок и сказала:

— Располагайся, где тебе удобнее, я буквально на пятьминут. — Тут она, словно опомнившись, спросила:

— Ничего, что я на «ты»?

— Нет, конечно, — пожала я плечами.

— Знаешь, я не сторонница всех этих условностей, еслимне человек нравится, я так об этом и говорю, и вообще доверяю своей интуиции ине считаю обязательным съесть с кем-то пуд соли.

Я не знала, что ответить на это, улыбнулась и молча кивнула,давая понять, что с ней согласна. Она исчезла в длинном темном коридоре, а яосмотрелась. Два больших мольберта, картины без рам на стенах, картины на полу,рисунки, краски, пустые тюбики, пластиковые банки, огрызки карандашей и клочьябумаги: полный хаос. Часть комнаты отделяла шаткая деревянная перегородка. Язаглянула за занавеску и увидела продавленную тахту с грязным постельнымбельем, старенькое трюмо, на котором стояла бутылка водки — жидкости осталосьчуть-чуть на донышке — и граненый стакан. Увиденное мною совершенно не вязалосьс обликом Светланы: женщины холеной, элегантной, безусловно не бедной. Покачавголовой в недоумении, я вернулась к картинам и не спеша стала их разглядывать.К знатокам живописи я себя не причисляла, но интерес к этому виду искусства уменя всегда был, может, оттого увиденное вызвало недоумение: часть картиноказалась детским подражанием Сальвадору Дали, а остальные — весьма незрелымипейзажами с обилием зеленого. Было несколько портретов, выполненныхпастелью, — впечатление такое, что их наспех рисовал художник-самородокморозным днем на улице с плохой фотографии. При этом у меня было странноечувство, что «Дали», пейзаж и портреты принадлежат разным людям, —невозможно представить, что это дело рук одного человека. В общем, какое-тослучайное собрание абсолютно бездарных работ.

Тут вошла Светлана, я поспешила улыбнуться и отошла от картин.

— Ты увлекаешься живописью? — спросила она.

— Нет, — заверила я, дабы избавить себя отнеобходимости высказывать мнение о ее картинах. — Ничего в этом непонимаю.

— Но тебе что-нибудь понравилось?

— Да, — кивнула я поспешно и ткнула пальцем взимний пейзаж. Домишки вразброс, и церковь на горе. Стоя под таким углом,колокольня давным-давно бы рухнула, зато сиреневый снег выглядел очень нарядно.

— Эта? — спросила Светлана. — Мне она тоженравится. Обожаю русскую зиму, а ты?

— Если честно, я от нее немного отвыкла, —усмехнулась я. Светлана все больше и больше вызывала недоумение. И я ужежалела, что пришла. — В Питере, а тем более в Душанбе, зиму трудно назвать«русской».

— Я забыла, откуда ты приехала, — засмеяласьСветлана. — Идем пить чай.

Она повела меня на кухню, выглядевшую такой же захламленной,как и комната, слава богу, хоть чашки были чистые. Чай пили с халвой и яблочнымвареньем.