— Дальше все очень просто. Мы приезжаем к вашемумнимому супругу, я получаю свои деньги, а через некоторое время вы вторичнопокидаете его, теперь уже навсегда.

— А этот мой супруг, он что, слепоглухонемой?

— Рад, что вы не утратили чувства юмора, — съязвилКирилл Сергеевич. — Ваш супруг вполне нормален.

— Тогда вы останетесь без премии. Допустим, я сменюприческу, но я ни за что не поверю, что муж не сможет отличить свою жену отчужой женщины. Это противоестественно. Кроме внешнего сходства, есть манераповедения, характер, общие воспоминания, наконец…

— Рад, что вы об этом заговорили. Общими воспоминаниямимы и займемся. У нас есть несколько дней, в течение которых вы должныпревратиться из Натальи в Полину. Кстати, она предпочитала, чтобы ее называлиПолли.

Я потерла лицо ладонью и устало посмотрела в глаза КириллаСергеевича.

— Я плохая актриса…

— Вам так кажется. В конце концов, можно и постараться,чтобы избежать тюрьмы.

— И как долго я должна выступать в этой роли?

— Пару часов, не больше. В течение этого времени яполучу свои деньги, и вы свободны как ветер. Я верну вам паспорт, помогу купитьквартиру и даже устрою на работу в таможне — это в моих силах. Так что, каквидите, все честно…

— Вам что, миллион пообещали? — невеселоусмехнулась я.

— Два, — серьезно ответил он.

— Наверное, ваш клиент безумно любит жену?

— Даже более того.

— Тогда ему ничего не стоит обнаружить подмену…

— Вы опять за свое? — Кирилл Сергеевичнахмурился. — Если вы приложите старание, никто ничего не обнаружит. Вконце концов, это моя забота. Итак? — помедлив, спросил он. — Свободаи благополучная жизнь или тюрьма и масса прочих неприятностей?

— А у меня есть выбор? — спросила я с усмешкой.

— Нет, конечно, — усмехнулся в ответ он. Досталсотовый телефон из кармана и сказал кому-то отрывисто:

— Поднимись в номер.

Через несколько минут в номер вошел рослый парень с плоским,точно смазанным лицом. Узкие губы на нем казались бесцветными, глаза былискрыты темными очками. Общее впечатление крайне неприятное. До его появления мысидели молча; когда он вошел, Кирилл Сергеевич поднялся и сказал:

— Иван, Наташа едет с нами. Помоги ей собрать вещи. Онвышел, не оглядываясь, а Иван, привалившись к двери, сложил на груди руки ивроде бы задремал. Я сидела и рассматривала пол. Было ясно, что мой отказпокинуть гостиницу будет воспринят отрицательно и я могу пострадать — например,вывалиться из окна.

— У нас нет времени, — с нажимом заметил Иван. Я подняласьи стала собирать свои вещи.

Меня привезли на ту самую дачу, на которой мы отдыхаливчера, выделили комнату, где я и жила последующие пять дней. В продолжениеэтого времени я старательно тренировалась по восемнадцать часов в день. Восновном Кирилла Сергеевича беспокоил мой голос — он разительно отличался отголоса Полины Басмановой. Часами я слушала магнитофонные записи и старательноих копировала.

Записей было немного: три ничего не значащих телефонныхразговора с каким-то Максимом. Вслушиваясь в высокий манерный голос женщины, япыталась представить, что она за человек. Некоторые слова Полина произносила неправильно, путала ударения и падежи, в выражениях не стеснялась. Ей оченьподошла бы роль уличной торговки, но это отпадает: мужья уличных торговок невыплачивают миллионных премий. С первого дня пребывания на даче мне былозапрещено говорить своим голосом, и через три дня я уже сносно копировалаПолину. По крайней мере, Кирилл Сергеевич остался доволен. «Уроки» он проводиллично, на присутствие в доме Ивана намекали едва слышные шаги да шорох накухне. Правда, стоило мне подойти к двери на улицу или оказаться на веранде,как Иван сразу же появлялся следом, из чего нетрудно было заключить, что он мойцербер.

— Вы курите? — в первый же вечер спросил КириллСергеевич, когда мы сделали небольшой перерыв в занятиях.

— Нет.

— Придется начать. Полина курила почтинепрерывно. — Употребление глагола в прошедшем времени, почему-то здоровонапугало.

— Она могла бросить курить, разве нет? — пытаясьуспокоиться, усмехнулась я.

Только не Полина. Она обожает дурные привычки.

— Вы хорошо ее знали? — задала я вопрос,сообразив, что это подходящий случай что-нибудь разведать.

— Да. Некоторое время мы виделись довольно часто. Вампридется сменить походку. Полли двигалась как манекенщица.

— Боюсь, я плохая актриса, я же говорила…

— У вас все отлично получится.

Я училась говорить как Полина, ходить как Полина, сидеть какПолина и даже начала курить. От табака меня тошнило, а манера держать мундштукв вытянутой руке казалась нарочито жеманной. Все чаще я думала о неведомойПолине, иногда мне казалось, что какая-то часть ее существа теперь живет вомне. Оставаясь одна, когда лицедействовать не было смысла, я вдруг сбивалась сшага и шла, подражая ее походке, или поднимала плечи, скрестив руки на коленях,когда сидела в кресле. Однажды вечером, когда я стояла возле открытого окна исмотрела на звезды, рука вдруг сама потянулась к сигаретам. Я нервно хихикнулаи поспешила лечь спать.

Дни следовали один за другим, а меня все чаще одолевалисомнения: смогу ли я выполнить навязанную роль? Кирилл Сергеевич нимало об этомне беспокоился, в ответ на мои слова едва заметно улыбался и говорил: «Незабивайте голову, Наташенька». Его отношение ко мне тоже было загадкой: ровное,предупредительное, очень терпеливое, иногда казалось, что он искренне ко мнепривязался. Вместе с тем я дважды ловила его взгляд в зеркале, когда он считал,что я не вижу его лица. Признаться, от этакого взгляда становилось не по себе.

Одно ясно — на кон поставлены действительно большие деньги,и если я вдруг откажусь… Очень возможно, что навсегда исчезну, тем более чтоискать меня будет некому, и Кириллу Сергеевичу об этом хорошо известно.

Все мои попытки побольше разузнать о Полине и ее муженаталкивались на вежливое, но стойкое сопротивление.

— Вам это совершенно ни к чему, — отвечал КириллСергеевич.

— Но ведь я должна знать об этих людях все…

— Вы забываете, что изображать Полину вам придется паручасов, не более.