— У нас есть его фотография, — кивнула Чернышева.

— В таком случае все в порядке, — улыбнулсяДиас, — вам никто не говорил, что вы очень красивая женщина, миссисДитворст?

Диас заказал какое-то острое мексиканское блюдо, и онанепроизвольно поперхнулась. Закашляла, выпила воды. Ее со бесе дни к тер пел иво ждал. И только потом сказал:

— Наверное, у такой красивой женщины должны быть своителохранители?

— Что вы хотите этим сказать?

Он показал в сторону сидевшего за соседним столикомБлагидзе, который вошел сюда почти сразу за ними.

— Это не полицейский, — заметил Диас, — и неагент местной службы безопасности, Я их сразу узнаю. Это ваш человек, миссисДитворст.

Она не ответила. Нужно будет поручить Благидзе, чтобы он нетак рьяно ее опекал. Если на него обратил внимание Диас, то вполне могутзаметить и другие.

— Когда вы поедете в Кампану?

— Завтра утром. Вы всегда едите такие острыеблюда? — не сдержалась она.

— Да. Простите, кажется, я не совсем рассчитал, когдапривел вас сюда. Но здесь самое надежное место. Правда, не рассчитанное наевропейские желудки, — признался Диас. — Когда вы дадите мнефотографию того человека?

— Она у меня с собой. Но это только приблизительнопохожий на оригинал портрет.

— В таком случае просто положите ее на стол. И можетеуходить. Я уже понял, что местная еда вам не очень нравится.

— По-моему, они явно увлекаются перцем, — кивнулаЧернышева и достала из сумочки фотографию «Кучера». Положив ее на стол, онаподнялась и, кивнув на прощание Диасу, вышла из ресторанчика. За ней почтинеслышной тенью проскользнул Благидзе.

На следующее утро она выехала в Кампану. Машину выбрала стаким расчетом, чтобы нигде не останавливаться по дороге. Это был мощный «крайс-лер»прошлого года выпуска, который ей подогнали прямо ко входу в отель. Благидзе,уже предупрежденный о ее поездке в Кампану, с самого утра дежурил у отеля,заблаговременно взяв в прокате довольно потертый «рено».

Он не особенно соблюдал дистанцию, беспокоясь упустить«крайслер» из виду. Дважды Чернышевой приходилось сбавлять скорость, поджидая,пока Благидзе на своем автомобиле догонит ее. Наконец они приехали в Кампану,небольшой городок на севере от Буэнос-Айреса. Несмотря на то, что в описываемыйпериод в городе проживало не более пятидесяти тысяч человек, это был довольнокрупный морской порт на севере Ла-Платы, откуда уходили рыболовецкие суда ибаржи вниз, в залив, и вверх по течению Параны.

Они довольно долго кружили по городку, разыскивая нужную улицу.Чернышева с понятным раздражением думала, что любой наблюдатель уже давно могвсе просчитать. Настолько нелепо выглядели их два автомобиля, неспешнопроезжавшие по небольшим улочкам города. Наконец им повезло, и они выехали наСанта-Исабель, параллельную приморскому бульвару улицу, начинавшуюся отпричудливо украшенной в типичном колониальном стиле арки.

Нужный двухэтажный дом Чернышева нашла довольно быстро. Наэтот раз Благидзе, не останавливаясь, проехал вперед и притормозил только черезтриста метров, в конце улочки. Южноамериканские страны впитали в себяпричудливую смесь испанской, индийской, немного американской, а в Аргентине ещеи немецко-итальянской культур. Именно поэтому сиеста, столь любимая иобязательная для испанцев, так прижилась в некоторых странах Латинской Америки.Сказывался климат и темперамент латиноамериканцев. И если чилийцы любилиуменьшительные суффиксы и неспешное течение жизни, то их соседи по континентупредпочитали гиперболы в личной жизни. Можно сказать, что чилийцы были немногоиспанцами Южной Америки, со своей склонностью к отдыху и неспешной жизни, ааргентинцы представляли собой смесь французов и итальянцев, хвастливых,громких, самоуверенных и темпераментных южан.

Но сиеста была обязательна для всех. И в Кампане в это времядня уже начинавшаяся сиеста буквально очищала улицы от всех праздношатающихся исторонних наблюдателей. Даже в морском порту жизнь, казалось, замирала и шлилишь разгрузочно-погрузочные работы, которые нельзя было остановить. Вот итеперь на Санта-Исабель не было почти ни одного человека, если не считать двухстариков, сидящих прямо на земле в конце улицы, у небольшого местного бара.

Чернышева, выйдя из автомобиля, осмотрелась. Все былоспокойно. Она прошла к дому и постучала. Никакого ответа, Постучала еще. Сиестабыла священна для отдыхающих, и ей вполне могли не отвечать. Она постучаласнова. Наконец, за дверью послышались чьи-то шаги. И только через минутупослышался очень недовольный голос, спросивший с ощутимым акцентом по-испански:

— Что вам нужно?

— Мне нужен сеньор Липка, — громко сказалаЧернышева, снова оглядываясь. Кроме сидевшего в автомобиле Благидзе и двухстариков на улице не было никого. Очевидно, и в ее голосе был все-таки какой-тонеуловимый акцент, так как дверь ей не открыли, а тот же голос спросил:

— Кто вы такая?

— Сеньор Липка, я приехала к вам по поручению сеньораВеласкеса, — это был условный пароль, — он просил передать вамписьмо.

Только тогда она услышала, как дверь открывается. На порогевозник пожилой человек лет шестидесяти. Растрепанные седые волосы, лицо вжестких складках морщин, словно выдубленных соленым морским ветром, узловатыепальцы рук, красные глаза. Очевидно, хозяин дома строго соблюдал священныйритуал сиесты. Он недоверчиво смотрел на Марину. Она была одета в легкийбрючный костюм персикового цвета. На голове соломенная шляпка, столь модная вэтом сезоне.

— Это вы от Веласкеса? — недоверчиво спросилЛипка.

Она узнала его сразу. Его фотография была в личном деле,правда, десятилетней давности, но он не очень изменился.

— Он просил передать вам привет, — увереннокивнула Марина.

Хозяин дома молча посторонился, пропуская незваную гостью вдом. Сверху, со второго этажа раздался женский крик.

— Кто к нам пришел, Иосиф?

Не Йожеф, а именно Иосиф. Очевидно, жене Липки было трудновыговаривать славянское имя своего супруга, Чернышева вспомнила, что у Липкибольшая семья — жена и трое сыновей. Но ребят не было в доме. «Может, на них нераспространяется правило сиесты». — подумала Марина. Хотя, навряд ли.Просто, не найдя работы в этом городке, они наверняка уехали трудиться вБуэнос-Айрес, оставив родителей одних.

— Это ко мне, — недовольно прокричал Липка, —привезли письмо от моего старого друга.

Он показал на комнату, расположенную справа от лестницы.Прошел первым. И первым уселся на глубокий диван, подвигая к себе столик, накотором стояли две бутылки и несколько чистых стаканов. Чернышева прошла следоми села в кресло напротив. Ни слова не говоря, хозяин дома разлил местное вино вдва высоких стакана. Взял один, выпил вино почти залпом и только потомнедовольно выдавил: