настолько похожие друг на друга, что я была уверена, что они, должно быть, сестры. Я никогда не слышала, чтобы они говорили.

— Мои извинения, — легкомысленно сказал он.

— Убери это, — проворчал Райн.

Септимус усмехнулся.

— Надеюсь, ты намерен быть более вежливым со своими представителями знати, чем сейчас со мной.

Но он повиновался, потушив сигариллу о собственную ладонь. Запах дыма сменился запахом горящей плоти. Кейрис сморщил нос.

— Очень мило, — сказал он мрачно.

— Король Ночнорожденных попросил меня потушить ее. Было бы невежливо не сделать этого.

Кейрис закатил глаза и выглядел так, будто изо всех сил старался не сказать ничего лишнего.

Райн же просто смотрел через всю комнату на закрытые двойные двери, словно прожигая насквозь то, что находилось за ними. Его лицо было нейтральным. Даже самоуверенным.

Я знала, что так будет лучше.

— Вейл? — спросил Кейрис низким голосом.

— Он должен был быть здесь. Судно, должно быть, задерживается.

— Мм.

Этот звук вполне мог быть проклятием.

Да, Райн очень, очень сильно нервничал.

Но его голос был спокойным и безмятежным, когда он сказал:

— Тогда, я думаю, мы готовы, не так ли? Откройте двери. Впустите их.

Глава

2

Райн

В последний раз, когда я стоял в этой комнате с этими людьми, я был рабом.

Иногда я задавался вопросом, помнят ли они меня. Конечно, тогда я был для них никем. Еще одно безликое тело, нечто больше похожее на инструмент или домашнее животное, чем на разумное существо.

Эти люди, конечно, знали, кто я теперь. Знали о моем прошлом. Но я не мог не задаться вопросом, когда они входили в огромный, красивый тронный зал, помнят ли они меня на самом деле. Они, конечно, не помнили всех тех маленьких обыденных жестокостей, для них это была просто часть очередной ночи. А вот я помнил. Каждое унижение, каждое насилие, каждый удар, каждую случайную агонию.

Я помнил все это.

И вот теперь я стоял перед ришанской знатью с проклятой богиней короной на голове.

Как же все изменилось.

Но не так сильно, как мне хотелось бы. Потому что втайне, даже спустя столько времени, я все еще боялся их.

Я скрыл правду с помощью тщательно продуманного представления — чертовски безупречного подражания своему бывшему хозяину. Я стоял на помосте, руки за спиной, крылья расправлены, корона идеальная, глаза холодные и жестокие. Последнее было несложно. Ненависть, в конце концов, была настоящей.

Дворяне были созваны со всех концов ришанской территории. Это была старая власть. Большинство из них были у власти, когда Некулай был королем. Они были так же изысканно одеты, как я помнил, в шелковые одежды такой сложности, что было очевидно, что над каждым стежком вышивки несколько недель трудился бедный раб. На их лицах была та же надменность, та же элегантная безжалостность, которая, как я уже знал, была присуща всей вампирской знати.

Все было по-старому.

Но многое было и по-другому. Прошло двести лет. И может быть, эти двести лет не наложили отпечаток на их тела, но это были тяжелые годы, и эти тяжелые годы, безусловно, наложили отпечаток на их души. Это была горстка могущественных ришанцев, переживших жестокий переворот, а затем два века правления хиаджей. Они властвовали над руинами, которые Винсент позволил им сохранить.

И вот теперь они были здесь, стояли перед королем, которого они уже ненавидели, готовые сражаться как черт за свою груду костей.

Худшие привилегии. Худшее проявления угнетения.

Я поднял подбородок, ухмылка заиграла на моих губах.

— Какая мрачная атмосфера, — сказал я. — Я подумал, что вы все были бы счастливы быть здесь, учитывая обстоятельства последних двух столетий.

Я хотел, чтобы мой голос звучал как его. Вечная угроза. Единственное, что понимали эти люди.

Тем не менее, было немного не по себе слышать это из моих уст.

Я ослабил хватку своей магии, позволив ночной дымке развеяться вокруг моих крыльев, подчеркивая, как я знал, полосы красных перьев. Напомнив им, кто я и зачем я здесь.

— Ниаксия наконец-то сочла нужным вернуть нам власть, — сказал я, вышагивая по помосту медленными, ленивыми шагами. — И с властью, которую она даровала мне, я поведу Дом Ночи в более могущественную эпоху, чем когда-либо прежде. Я отвоевал это королевство у хиаджей. У того, кто убил нашего короля, изнасиловал нашу королеву, уничтожил наш народ и забрал нашу корону на двести лет.

Я так остро ощущал взгляд Орайи, впивающийся в мою спину, когда я перечислял проступки Винсента. Вообще, я постоянно чувствовал на себе взгляд Орайи на протяжении всего этого представления, зная, что она видит меня насквозь.

Но я не мог проявить рассеянность. Вместо этого я позволил своим губам скривиться в отвращении.

— Теперь я сделаю так, чтобы Дом Ночи снова внушал страх. Я верну ему прежний облик.

Каждое «Я» было тщательно подобрано, с каждым предложением напоминая о своей роли.

Я наблюдал, как Некулай произносит ту или иную версию этой речи бесчисленное количество раз, и я видел, как эти вампиры поглощают ее, как котята молоко.

Но как бы ни была хороша моя игра, я не был Некулаем.

Они просто смотрели на меня, и молчание было тяжелым, не благоговейным, а скептическим — и даже немного с отвращением.

Несмотря на знак, корону, крылья, они все еще видели Обращенного раба.

Да пошли они.

Я прошелся по помосту, глядя на них. Я остановился, увидев знакомое лицо — мужчину с пепельно-каштановыми волосами, покрытыми сединой на висках, и пронзительными темными глазами. Я узнал его сразу — быстрее, чем хотелось бы, потому что воспоминания нахлынули непрошеным, яростным потоком. Это лицо и сотни ночей страданий.

Чем-то он напоминал Некулая. Те же жесткие черты лица, и та же жестокость в них. В этом был смысл. Все-таки они были двоюродными братьями.

Он был плохим. Но не самым плохим. Этот приз достался его брату, Саймону, которого, как я заметил, бегло осмотрев комнату, сегодня здесь не было.

Я остановился перед ним, наклонив голову, ухмыляясь уголками губ. Я просто не мог удержаться.

— Мэртас, — любезно сказал я. — Весьма удивительно видеть тебя здесь. Могу поклясться, что мое приглашение было адресовано твоему брату.

— Он не смог приехать, — безразлично сказал Мэртас. Откровенно пренебрежительно. И невозможно было не заметить, как его глаза пробежались по моему телу, как дернулась губа от отвращения.

В комнате воцарилась полная тишина. На первый взгляд, безобидные слова. Но каждый из присутствующих знал, каким оскорблением они являются.

Саймон был одним из самых могущественных ришанских дворян, которые еще оставались в