живых, — более того, самым могущественным. Но он все еще был всего лишь дворянином. Когда король призывает, ты, черт возьми, приходишь.

— Правда? — сказал я. — Очень жаль. Что же такого важного случилось?

Мэртас — эта змея, действительно посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— Он очень занятой мужчина.

Темное, кровожадное удовольствие просочилось сквозь мое осторожное самообладание.

— Тогда, полагаю, тебе придется принести клятву верности от его имени. — Я поднял подбородок и посмотрел на него снизу-вверх, широко улыбаясь, обнажая свои клыки. — На колени.

Я точно знал, что сейчас произойдет.

Саймон и Мэртас верили, что у них есть четкий путь к трону. Они были единственными оставшимися родственниками короля, наверняка, они думали, что после смерти Некулая, Саймон обнаружит на своей коже знак Наследника, как самый старший из ближайших родственников Некулая.

Но, к сожалению, для них и к сожалению, для меня Ниаксия не была такой предсказуемой.

Эти кретины, вероятно, провели последние двести лет, полагая, что знака вообще ни у кого нет. Должно быть, они испытали неприятное потрясение несколько недель назад, когда я раскрыл свой знак, а затем вызвал их в Сивринаж, чтобы они преклонили колени перед Обращенным рабом, над которым они издевались семьдесят лет.

Они не собирались этого делать, и я это знал.

Мэртас не двигался.

— Я не могу, — сказал он.

Можно было ожидать, что по залу пронесется вздох или прокатится ропот. Нет. Толпа молчала. Никто не был удивлен.

— Мой брат клянется в верности только законному королю Дома Ночи, и я тоже преклонюсь только перед ним, — продолжал Мэртас. — Ты не король. — На его губах снова заиграла усмешка. — Я видел, как ты осквернял себя. Я не могу склониться перед тем, кто совершил такое. Как и перед тем, кто стоит на помосте рядом с принцем Кроворожденных.

Осквернял себя.

Какой интересный подход к формулировке. Это было почти чертовски элегантно, то, как он говорил о каком-то несуществующем моральном кодексе, как будто я сам выбрал все, что произошло все эти годы назад, и как будто он не был одним из тех, кто держал меня на привязи.

Я медленно кивнул, обдумывая его слова. Я улыбнулся ему. Теперь моя улыбка была совершенно искренней. Я не смог бы ее подавить, даже если бы захотел.

Жажда крови билась в моем теле с каждым ударом сердца, завладевая им.

И тогда Мэртас заговорил, слова звучали все быстрее, а рука потянулась к помосту:

— Ты говоришь, что освободил нас от хиаджей, но я вижу шлюху Винсента, сидящую рядом с твоим троном.

Его взгляд метнулся через мое плечо. Я знал, что его взгляд остановился на Орайе.

Я знал этот взгляд. Ненависть, голод, желание и отвращение, все вместе.

— Хорошо, если ты хочешь трахнуть ее, — прорычал он. — Но посмотри на нее. Такая нетронутая. На ней ни единой царапины. Все, что тебе нужно, это рот и влагалище. Зачем ты потрудился оставить все остальное?

Моя улыбка исчезла.

Я больше не находил удовольствия в том, чтобы играть с ним.

Все, что касалось этой встречи, я просчитывал, обдумывал. Но теперь я действовал только под влиянием импульса.

— Я ценю твою честность, — сказал я спокойно. — И я ценю честность Саймона.

Я чувствовал себя иначе с тех пор, как Ниаксия восстановила власть Наследника ришанского рода. Я чувствовал, как что-то изменилось во мне с момента смерти Некулая, но мне удалось подавить эту силу, подчинить ее чему-то более легкому и менее привлекающему внимание. Но с той ночи моя магия снова вспыхнула с неконтролируемой силой, словно дар Ниаксии вскрыл новую жилу.

На самом деле это было нечто вроде облегчения — снова использовать магию в полную силу.

Я выпустил ее.

Использование Астериса было одновременно изнурительным и захватывающим. Это было похоже на неистовую силу звезд, прорывающуюся сквозь мою кожу, разрывающую мое тело.

Она прорвалась и через тело Мэртаса.

Комната стала белой, потом черной, затем снова приобрела неприятную резкость.

Тепло разлилось по моему телу. Тишину прорезал тупой СТУК, когда изломанное, раздавленное тело в куче шелка упало на пол.

Свет померк, показав море потрясенных, безмолвных лиц. Я держал голову Мэртаса, черты лица исказились в удовлетворяющем замешательстве. Это было новое для него выражение лица.

Несколько представителей знати в передней части толпы сделали несколько быстрых шагов назад, чтобы избежать лужи черной крови, растекающейся по мрамору. Не было ни криков, ни истерик. Вампиры, даже вампиры-дворяне, хорошо привыкли к кровопролитию. Они не были в ужасе, нет, но они были удивлены.

Может быть, было неразумно убивать брата моего самого могущественного дворянина.

В этот момент мне было все равно. Я не чувствовал ничего, кроме удовлетворения. Я не был создан для всего этого дерьма — выпендрежа, вечеринок, политики. Но для этого? Для убийства?

У меня это хорошо получалось. Мне было приятно подарить его тому, кто этого заслуживал.

Я оглянулся через плечо. Я не знал, почему, но я сделал это не задумываясь.

Выражение лица Орайи поразило меня.

Удовлетворение. Кровожадное удовлетворение.

Впервые за несколько недель я увидел в ее глазах что-то похожее на борьбу. Богиня, я мог бы прослезиться от этого.

Вот и она, подумал я.

И что-то в том, как она смотрела на меня, прямо в мои глаза, словно пронзило насквозь мою маску и мое выступление. Я практически слышал, как она это сказала: А вот и он.

Я повернулся обратно к толпе, шагая назад по ступеням помоста.

— Я — Король Ночнорожденных, — сказал я низким и смертоносным голосом. — Думаете, я буду умолять вас об уважении? Мне не нужно ваше уважение. Мне достаточно вашего страха. Склонитесь передо мной.

И я позволил голове упасть с тошнотворным влажным стуком, скатившись по лестнице прямо к бывшему телу вампира. Поза, в которой она упала, действительно напоминала поклон ниц.

Дворяне уставились. Мир затаил дыхание.

Я затаил дыхание и отчаянно старался не показать этого.

Я шел по очень тонкой грани. Вампиры уважали жестокость, но только от правильных личностей. Я не был одним из таких личностей. И, возможно, никогда им не стану.

Если один или двое откажутся склониться, я смогу с этим справиться. Но есть знак Наследника или нет, мне нужна была лояльность моих дворян, особенно если я хотел когда-нибудь вырваться из-под контроля Кроворожденных. Если все они откажутся…

Дверь распахнулась, хлопок о стены расколол тишину, подобно мечу пронзающему плоть.

Вейл стоял в дверном проеме.

Я никогда не думал, что испытаю облегчение, увидев его. Но сиськи Иксы, мне пришлось физически сдерживать себя, чтобы не выпустить