— Я понимаю, что ты не доверяешь политикам, Кларенс, и я знаю, что твой консерватизм нерушим. Все, о чем я тебя про-

11

шу: дать члену совета шанс. Он — хороший друг. И хороший человек. Не суди его, не узнав, как следует. У меня есть одна идея, — сказал Райлон с уверенностью человека, привыкшего разрешать жизненные проблемы, — я уже изложил ее Регу. Насколько мне известно, вы оба играете в теннис. Почему бы вам не сыграть несколько сетов? Вы узнаете друг друга поближе.

«Что я слышу? Ты что, стал сводником?»

— Конечно же, я не собираюсь заставлять тебя, Кларенс. В моей газете я постарался дать тебе все возможности. Я открыл тебе дорогу как второму штатному обозревателю-консервато-ру, что уже само по себе немало. Это существует далеко не во всех газетах. Если хочешь, назови это одолжением, но я прошу тебя дать Регу Норкосту шанс. Я хотел бы видеть между вами нормальные взаимоотношения. Это ведь звучит разумно?

— Да, конечно, — сказал Кларенс, ненавидя себя за это. Он чувствовал себя так, как будто его только что заставили пойти на свидание с самой отвратительной девчонкой в школе.

Райлон подошел, обнял Кларенса за плечи и спросил его о семье, поинтересовавшись, не нужна ли какая-то помощь? Кларенс сказал, что все хорошо, хотя знал, что это не так.

Женива вышла из бакалейного магазина Кима на бульваре Мартина Лютера Кинга. В одной руке у нее был бумажный пакет с двумя литрами молока, буханкой хлеба и банкой маргарина, а в другой — сумочка. До дома нужно было пройти всего четыре квартала, но уже было довольно поздно, и на город наползали сумерки. Женива невольно дрожала — не столько от холода, сколько от мысли о том, что она не может ясно видеть происходящее вокруг. Она поежилась в своем красном осеннем пальто и застегнула верхнюю пуговицу.

Быстро пройдя два квартала, Женива заметила слева от себя какие-то непонятные фигуры и услышала свист.

— Смотри, какая пухлая сумка, — громко прозвучал мужской голос.

— Чувствую, там есть чем поживиться. Как думаешь?

Женива напряглась и пошла немного быстрее. В этот момент она пожалела, что не надела кроссовки вместо туфелек. Пройдя полквартала, она услышала позади себя шаги, но решила не оборачиваться. Еще один квартал, и она дома.

Шаги стали ближе. Женива подумала, не броситься ли ей бежать, но тот, кто шел позади, очевидно не знал, что она рядом

12

с домом. Наверное, лучше не убегать, потому что в таком случае она наверняка проиграет. Женива осмотрелась в поисках соседей, к которым могла бы подойти и заговорить. Но на улице никого не было.

Шаги были уже рядом, и Женива уже слышала тяжелое дыхание, однако надеялась, что это — ее собственное дыхание. До дома осталось всего десять метров.

Почувствовав, как кто-то схватил ее за шею, Женива обернулась и закричала. К ней прижалась фигура с чулком на голове. Грабитель схватил сумочку и потянул. Женива крепко вцепилась в ремешок, одна ко шов лопнул, и ремешок выскользнул из ее руки. Она упала на тротуар, ударившись головой и рассыпав содержимое кулька. В тот момент, когда подросток в спортивных кроссовках бросился наутек со всех ног, из своего дома выбежал сосед Фрэнк. Он погнался за парнем, но, пробежав около шести метров и увидев, что беглеца не догнать, крикнул:

— Беги, мерзавец. Попробуй только вернуться. Ты будешь иметь дело со мной, парень, и у тебя будут проблемы. Ты пожалеешь, что не сидишь голой задницей на раскаленной плите. Слышал?

Хэтти Бернс неслась через улицу как футбольный нападающий, настолько быстро, насколько позволяло ее тело солидных размеров. Она бухнулась на колени рядом с лежащей на земле соседкой как раз в тот момент, когда к ней подошел Фрэнк.

— Женива! — воскликнула Хэтти с отчаянием в голосе.

— С вами все в порядке, миссис Абернати? — спросил Фрэнк.

— Да, думаю, со мной все в порядке, — Женива села, потирая затылок, — спасибо.

Утешения Хэтти были чрезмерно суетливы, однако Женива была благодарна за проявленную заботу. Фрэнк, подняв хлеб, молоко и маргарин, затолкал их обратно в порвавшийся пакет.

— У вас есть дубинка? — спросил Фрэнк у Женивы. — Или газовый баллончик? Знаете, его можно носить в кармане пальто или на связке ключей.

— Нет, — Женива никогда не думала, что ей нужно что-либо подобное.

— Я покупаю их для своей жены и дочерей, и у меня есть несколько запасных. Сегодня я занесу вам.

— Спасибо, — ответила Женива, почувствовав дрожь в своем голосе.

Хэтти и Фрэнк проводили Жениву, руки которой все еще дрожали, до дверей ее дома.

— У нас не было церковных зданий, — сказал Зеке Дэни, — но для нас это не было проблемой, потому что мы были церковью, и это наполняло нас чувством большой значимости. Мы собирались в наших рабских кварталах или на природе. Мужчины рассказывали библейские истории. Старина Захария всегда говорил: «Наступят дни, когда негры будут рабами только Всемогущего Бога». Мы смотрели на него большими глазами и не верили. В те времена чернокожий мог рассчитывать на свободу только в случае побега.

В дверях времени показался какой-то мужчина. Дэни почувствовала, что это негодный человек.

— Это Даниил, — сказал Зеке, — он был надсмотрщиком или, как его называли, бригадиром негров. Он был готов скорее выбить из тебя дух, чем помочь одному из своих. Не буду отрицать, мы боялись Даниила. Мы сидели на полу, низко опустив головы, молились и тихо пели. Но когда ты прославляешь Господа, то просто не можешь оставаться тихим слишком долго, и скоро приходил Даниил и начинал стучать по стене рукояткой своего хлыста.

Дэни как раз видела, как Даниил это делает, извергая угрозы:

— Сейчас я зайду и сдеру шкурку с ваших черных спин.

— Излюбленным занятием старины Даниила, если не считать выпивки, — продолжал Зеке, — было избиение черных. Он раздевал нас до пояса, брал плеть «кошку» и бил до