– А? – моргаю я и снова смотрю туда, где только что мне чудился рыжий, но его нет. Показалось мне, что ли?

– К гостям пойдем? – терпеливо повторяет Сидельник.

– Погоди. Я про главный подарок забыла! – снова лезу в сумочку, достаю коробочку от бренда, который известен лишь узкому кругу ценителей. Там запонки. Я их увидела и решила – ему пойдут.

– Ого. Необычно… Спасибо.

– Не нравится?

– Нравится. Ты всегда угадываешь, что мне надо.

И опять наши взгляды сцепляются. Чертовщина какая-то. Просто дурдом. Мне нужна передышка. Отворачиваюсь к балкону. За окном растет огромный сиреневый куст. Голова кружится от одуряющего аромата.

– Терпеть не могу праздники, – вздыхает Ярослав, становясь рядом.

– Я знаю.

– Еще и прием. Кто вообще придумал отмечать день рождения? Что хорошего в том, что я стал на один год ближе к смерти?

– Людям трудно выносить монотонность, – вздыхаю я. – Нам нужно ощущать цикличность. Праздники – это конец и начало. Ощущение того, что все плохое осталось там, в прошлом, а хорошее – впереди. День рождения – личный Новый год. Кстати, ко мне сегодня приходил от тебя человечек…

– Вот вы где! – прерывает меня звонкий голос Марины – новой Яриковой жены. Смешно, что я именно так ее называю. Новой. Тогда как они уже девять лет в браке. Наш продлился в два раза меньше. В отличие от меня, Яр как-то очень быстро утешился. Но мне гораздо больше нравилось думать, что он женился назло.

– Привет, Марин.

– Привет.

Ее руки обвивают торс Сидельника. Тот привычным движением притягивает жену за плечи. А мне как будто чудится легкая заминка в происходящем. Я что, такая жалкая, что он щадит мои чувства? Как интересно.

– Пойдем к гостям? – с натужным оживлением предлагаю я. – Голодная – жуть. И родителей хочу увидеть. Они уже здесь?

– Да. Когда я уходила, Светлана Анатольевна как раз рассказывала моей матери о своем отдыхе на водах Баден-Бадена.

Киваю, а сама думаю о том, что мне, наверное, тоже не мешало бы подлечиться. Поехать куда-нибудь. Проветрить мозги. А то они заплесневели, похоже. Попить водички. Моя выходка на совещании – ничто по сравнению с тем, что произошло сейчас. Просто ничто…

Замечаю среди гостей папу и, извинившись, меняю курс.

– Привет, родной.

Я единственная дочь своего отца. Довольно поздний ребенок. Когда я родилась, дети родительских приятелей уже выросли. Взять того же Сидельника, который старше меня на двенадцать лет. Так что играть мне было не с кем. Когда к родителям приходили гости, я развлекалась тем, что слушала их взрослые разговоры. И это было хорошо, это мне столько дало в жизни… Но была у этого и обратная сторона. Например, я очень рано столкнулась с сексизмом. Каждый раз, когда к нам в дом приходили новые люди, они трепали меня по голове и замечали что-то вроде:

– Какая красавица. Наверное, моделью мечтаешь стать?

Я каждый раз хмурилась:

– Нет.

– Актрисой?

– Инженером. Чтобы проектировать двигатели. Как папа, – и брала его за руку, потому что когда все смеялись, он один смотрел на меня с хитрецой, как будто у нас с ним был один на двоих секрет.

Ага. Мои мозги… Которые вроде бы были на поверхности, но их как будто никто не видел. Даже когда я посреди разговора толковых инженеров вставляла какие-то дельные замечания, те просто снисходительно интересовались:

– У папы подслушала?

Даже когда я, блин, в шестнадцать своими мозгами поступила в физтех.

– Привет, моя Аномалия. Опять заработалась? – возвращает меня в реальность голос отца.

– Ну, почти. Собеседование было. А что это у тебя такое вкусненькое? – голодно кошусь на отцовскую тарелку.

– Кажется, какой-то паштет, – смеется тот и, поманив меня пальцем, шепчет: – Выглядит хорошо, а на вкус – дерьмо полное. Возьми что-нибудь другое.

Посмеиваясь, подкладываю в тарелку что-то похожее на крабовые котлетки. Идет за милую душу. Голодовка, конечно, полезна для фигуры, но, блин, как же хочется жрать!

– А вот и наша потеряшка! Мы тебя уже второй час выглядываем, – слышу голос мамы. – Хотела даже звонить, так ты же все равно не возьмешь трубку.

Тепло обнимаемся.

– Ну что поделать? У меня много работы.

– А кроме нее, Амалька? Кроме нее у тебя когда что-нибудь будет?

Нет, ну от мамы я такой подставы не ожидала. Смотрю с укоризной. Нашла, где об этом поговорить.

– Например, что?

– Любовь?

– Любви нет, мам.

– А тридцать пять есть, Амалька. Ты уже хоть так, для здоровья, найди кого-то.

– Так, а ну заканчивай, Свет! – сердится отец. Он-то у меня строгих правил, не удивлюсь, если думает, что у меня после Ярика и не было никого. Ох, папа-папа. Да знаешь сколько я их перетрахала, чтобы заткнуть дыру, оставленную Сидельником? Нет. И не надо тебе это, папочка, уж лучше ты заблуждайся.

– Так, гости дорогие, чего сидим с пустыми бокалами? – будто из ниоткуда за спиной возникает Сидельник. – Давайте-ка это исправим.

Смеемся, чокаемся, шампанское пузырится. Родители пригубляют и отставляют бокалы в стороны, я тоже мимо – за рулем ведь. А Ярик осушает свой стакан до дна. Так что кубики льда звякают.

– За тебя, наш хороший, – говорит мама, – Жаль твои родители до этого дня не дожили.

– Ой, Светлана Анатольевна, не будем о грустном, – и ко мне поворачивается. – Амаль, тебя на два слова можно? Разговор есть важный.

Глава 3

Я немного удивлена. Ведь у него уже была возможность со мной поговорить. Вместо этого мы трепались о каких-то глупостях и пожирали друг друга взглядами. И нет, я не буду делать вид, будто не заметила, как он на меня пялился.

Извиняясь, что придется опять отойти, легонько пожимаю отцовскую руку.

– Не уезжайте, меня не дождавшись, – прошу, потому что просто не могу позволить себе упустить такой шанс провести с родителями лишние полчаса. Больше все равно они не высидят. Возраст. В отличие от того же Красицкого, которого папа не намного-то и моложе, он уже лет пять как отошел от дел. Сделал он это, когда понял, что уже ничему новому меня не научит. Заявил, что ученик превзошел учителя, и был таков.