и по досадному недоразумению супруга скромного местечкового фермера Васи Сидорова.

— С этого станется, — поддержал ее Павел Петрович Ангел, ответственный социальный работник республиканского масштаба.

Остальные ограничились кивками и вздохами. Трикотажный тыл возмутительницы спокойствия был оставлен на некоторое время в покое. Счастливая его обладательница устроилась в ближайшем отдалении, настороженно внимая доносившимся с пляжа репликам.

Предложение священнослужителя Александра Шумского, последовавшее за рядом ничего не значащих глупостей, было встречено глубокомысленным молчанием. Хорошая мысль — что тут скажешь. Но столь категорическое вмешательство в жизнь поселка требовалось осмыслить. Лишь баба Клава мгновенно сориентировалась в обновляющемся на глазах жизненном пространстве, громко икнув и приблизившись к сильным мира сего на несколько метров:

— Конечно, лучше! Этого я на себя возьму — хоть какая копейка к пенсии будет. Не сумневайтесь.

Сомневающиеся ответили единым залпом возмущенных взглядов. Но баба Клава привыкла к борьбе. Дернула скукоженным плечиком, шмыгнула сморщенным носиком и стрельнула в обратном направлении скрюченным не первой свежести указательным пальцем:

— А, спугалися, проходимцы? Ладно, можете дух перевести: не буду я ему о ваших планах докладывать. Так и быть, сжалюсь.

— Вы о чем, милейшая? — напрочь проигнорировав ставшее привычным обращение, уточнил у старой сплетницы отец Александр.

— Это как о чем? О готовящемся преступлении. Вы ж тока шо меня придушить собирались. Можно подумать, такие вопросы быстро решаются! Детский сад, прямо!

— А вы полегче, полегче на поворотах, уважаемая, — подала хорошо поставленный голос директриса Сидорова. — До удушения дело не дойдет, можете быть спокойны, но, кто знает, с чем вам придется встретиться на жизненном пути в ближайшие двадцать четыре часа… Автомобиль с испорченными тормозами, утечка газа или скользкие мостки на речке. Так что думайте, когда говорите, милая моя. Жизнь — штука коварная. Особенно, если так назойливо на это коварство набиваться.

— Ну, бой-баба! — восхитился Павел Петрович, давно подбивавший клинья к соседке. — Не говорит — пишет. И сразу поэмами!

— Не про тебя она эти поэмы пишет, — стиснув зубы, процедил появившийся ниоткуда супруг ораторши. — А будешь клеиться, я твой пластырь на другие цели употреблю, есть у меня идейка.

— Вася, прекрати молоть ерунду! — энергия Барбары Ягеллоновны переключилась на супруга.

Агнешка в который раз зареклась называть домашних питомцев человеческими именами. Но кто мог подумать, что в чуть ли не сельской глуши встретится на Санта-Барбарином пути еще одна носительница столь редкого имени. Да какая! Послевкусие от встречи с Бабой-Ягой омрачало последующий за ней день или вечер. Заодно и пушистая тезка несправедливо изгонялась из гамака или постели до лучших времен.

Коханая не могла понять, отчего ей так несимпатична соседка. Но у сердца свои предпочтения, а посему и сегодняшний вечер бедная Варька проведет в старом плетеном кресле, сердито наблюдая за манипуляциями хозяйки со стороны.

Собравшиеся еще немного подискуссировали, обменялись десятком едких замечаний и сомнительных комплиментов и вынесли вердикт: милицию в исчезновение Собесского пока не впутывать, но для подстраховки пригласить из города частного детектива средней руки. Пусть покружит по окрестностям, поспрашивает жителей. В общем, создаст видимость активной гражданской позиции обитателей Престижного. А там уж, как Бог даст.

Поначалу хотели сброситься, но неожиданно вмешался молчавший до сих пор шоумен и писаный красавец Ян Донской:

— Позвольте оплатить это удовольствие в гордом одиночестве. Никогда в жизни не приходилось играть роль спонсора.

Ему позволили, наказав выбрать что-то среднее между полным отсутствием и редким присутствием сыщика.

— Есть у меня такой на примете, — подсказал начинающему спонсору Ник Семашко. — Ни рыба ни мясо. Нос у него короткий, зрение никакущее, ноги заплетаются даже на городских тротуарах. Любовников годами выслеживает, собак десятилетиями ищет. В общем, подойдет.

— Десятилетиями — это хорошо, — мечтательно прошептала баба Клава, определяясь с размером аренды пустующей половины дома. — Это нам очень даже подойдет. За хорошую идею надо будет Николеньке занесть яиц свеженьких. Десятка два. И уборку на пустой половине устроить. Генеральную.

На том и разошлись. Агнешка ушла первой. Если бы не директриса, можно и в пляс пуститься. Денег с нее не затребовали, чего она так боялась. И милицию пока не вызывали, чего тоже не хотелось бы. А Франек… А что Франек? Погуляет и вернется. Ведь возвращался всегда.

И лишь проходя мимо знакомой калитки она почувствовала легкий озноб: «А что, если правда? Вдруг Собесского убили…»

— Нет, не может быть! Откуда в Престижном убийцам взяться? Я вас умоляю! — шептала она в сгущающуюся темноту, стараясь держаться подальше от кустов черемухи, плотно стоявших вдоль тропинки.

Подвергшаяся-таки остракизму Варька недоуменно наблюдала за перемещением хозяйских спальных принадлежностей из гамака в душную спальню на втором этаже. С чего бы? Лето только началось, и обычно большую его часть они предпочитали ночевать под открытым небом.

Кошка недовольно прочихалась, демонстративно повздыхала, получив в ответ язвительную характеристику на себя любимую. И перешла на свой страх и риск в гамак. Кто их поймет, этих женщин? Не стоит и морочиться. А раз место освободилось, можно позволить себе не изменять традициям…

Все наладилось само собой. Казалось бы, все было удачно схвачено и обеспечено. И кто бы мог подумать, что мира и покоя Престижному хватит на неделю? А слепой, глухой и колченогий сыщик вынудит предусмотрительных жителей обратиться-таки к соответствующим ситуации органам.

Наброски. Константин

— Идиотский поселок! Никто ничего не видит, никто ничего не слышит, никто ничего не знает. Тишь и божья благодать, если не считать исчезнувших трупов и пальбы по оперуполномоченным. Средь бела дня, между прочим, пальбы! А кто-то утверждал, что здесь места девственно чистые от уголовщины.

— Ладно вам, Константин Алексеевич! Место как место! — конопатый нос Ярослава нервно двигался навстречу доносящимся из кухни запахам.

— Сядь на место! — рявкнул Константин Алексеевич. — Не то дверь вышибешь! Поимел бы совесть!

— А я что? Я ничего, — Ярослав вернулся в свое кресло и обиженно всхлипнул. — Сами знаете, что в этом доме готовят божественно. М-м-м-м, наверное, голубцы…

— Голубцы, — согласился шеф. — Но не про тебя.

— Вот так всегда! Кому-то домашние изыски, а кому-то колбаса из сельского продмага.

— А че ж ты у бабы Клавы яишенки не выпросишь? — язвительно поинтересовался Константин Алекссевич, неловко приподнимаясь с постели.

— У нее выпросишь… как же… Только платить придется по иному тарифу. Бабка жадна до денег — впору в следственный изолятор садить для профилактики — того и гляди, убьет за миллион. И почему вы мне у этой девушки на окраине поселиться не позволили? Я бы мог поднажать…

Константин Алексеевич нахмурился:

— Девушка эта не про тебя. К тому же по делу проходит непонятно кем.