что он спит. Но Родин, который проработал с полковником более пятнадцати лет, прекрасно знал, что именно в такой позе он размышляет — приводит к единому знаменателю все сказанное и услышанное от своих подчиненных. На этот раз Родин ошибся. Скоков действительно размышлял, но не о предстоящем деле, а о событиях давно минувших дней, когда Родин и Кудимова заявились на стажировку в МУР, размышлял и думал: не виноват ли он, что эти симпатичные ребята пришли на практику вместе, а ушли порознь? Родина взял под свое крыло Скоков — его оперативный отдел давно требовал омоложения, а на Кудимову положил глаз майор Редькин, начальник «2-го Отдела по раскрытию половых преступлений». Но это — официальное — название среди сотрудников МУРа не прижилось — слишком длинно и вычурно, поэтому говорили проще — «Блядский отдел». Отдел занимался раскрытием изнасилований, искоренением проституции, которая от этого искоренения только ширилась и возрастала, гомосексуализма, лесбиянства и прочих половых извращений.

Майор Редькин, сам большой любитель женского пола, был сравнительно молод — тридцать два, но по служебной лестнице пер энергично и уверенно благодаря родственным связям — его дядя заведовал хозчастью на Старой площади— и умению вовремя поставить коллегам и начальству хорошеньких девочек. А девочек у него была тьма — из сорока тысяч взятых на учет московских проституток как минимум две тысячи работали на уголовный розыск. Кудимова же потребовалась Редькину для спасения репутации — не он, мол, бабник, а его подчиненные, которые почему-то вбили себе в голову, что прежде чем привлечь какую-либо девчонку к сотрудничеству с МУРом, надо обязательно залезть к ней под юбку — проверить: способна ли она расшевелить и зажечь клиента до той степени, когда последний теряет контроль над собой.

Майор Редькин не успел забраться Кудимовой под юбку, но контроль над собой потерял… Рита Кудимова была очень привлекательна: безупречная фигура спортсменки — она играла за сборную Москвы по волейболу — прекрасно сочеталась с ярко выраженными чертами классического римского лица, но… Мужчин, как правило, притягивает к женскому полу женственность, а этого Рите как раз и не хватало. У нее был тяжеловатый, раздвоенный подбородок с ямочкой посередине и очень спокойный, внимательный, гипнотизирующий взгляд. Она не смотрела на собеседника — изучала, так обычно изучают слабые стороны противника, чтобы потом, выбрав момент, нанести ему последний, сокрушительный удар. Некоторых этот взгляд настораживал и отпугивал, и они, нутром чувствуя свою беспомощность и несостоятельность, старались быстрее ретироваться, а некоторых — чаще всего ребят с характером — притягивал, требовательно и неумолимо. Притянул он и Редькина, которому давно надоели всякие там безотказные валютные проститутки и минетчицы, и он, мужик крутой и не признающий поражений, однажды, крепко выпив, не выдержал и набросился на Кудимову, словно разъяренный бык, которого долгое время дразнили красной тряпкой. Совершенно случайно свидетелем этой сцены стал Родин. Он задержался на работе и по приказу Скокова топал во Второй отдел, чтобы покопаться в картотеке — требовались данные на одну проститутку, которую придушили в номере гостиницы «Советская». Время было позднее, поэтому в отделе находился только дежурный. Родин без труда отыскал нужную ему карточку и, возвращаясь, вдруг услышал хриплый, сдавленный вскрик. Он в недоумении остановился, посмотрел на плотно закрытую дверь кабинета, начальника Второго отдела, хотел было уже двинуться дальше, но в это время крик повторился — «Пусти, своло-очь!» Родин узнал голос, в слепой ярости плечом вышиб дверь и увидел Редькина, который, завалив Кудимову на кожаный диван, пытался содрать с нее трусики. Рита отчаянно сопротивлялась, но силы были явно не равны — майор весил девяносто килограмм и хорошо владел приемами рукопашного боя, так что если бы не Родин, то неизвестно, чем закончилась бы эта схватка. Увидев Родина, Редькин мгновенно вскочил, поправил уже сброшенные с плеч подтяжки и мутным, невидящим взглядом впился в лицо стажера.

— Какого черта…

Договорить он не успел. Рита схватила бронзовую пепельницу, которая стояла на журнальном столике рядом с диваном, и ударила Редькина в лицо с такой силой, с какой обычно пробивала блок над волейбольной сеткой. Редькин покачнулся и осел на диван. Из разбитой брови, изуродованного носа обильно сочилась кровь. Но Рита даже не взглянула на поверженного противника, поправила волосы и выскочила из кабинета, а Родин, уже остыв и разжав кулаки, смотрел на залитую кровью физиономию майора и думал о последствиях этого трагического эпизода, который произошел не где-нибудь на частной квартире, а в стенах самого МУРа. На следующий день Кудимова позвонила Родину из дома и попросила его зайти. Когда он пришел, она протянула ему заявление.

— Подпиши.

Родин подписал.

— А теперь, — сказала Рита, — отнеси его в прокуратуру. — И посмотрела на Родина так, как смотрит голодный удав на кролика. — Это будет мое первое дело. И меньше, чем десятку, эта сволочь не получит!

Боже, какие они были тогда наивные!

В тот же день, после обеда, Скоков вызвал к себе в кабинет Родина, плотно закрыл за ним дверь и, пристально рассматривая лакированную поверхность стола, повторил фразу, которую час назад ему сказал заместитель начальника МУРа генерал-майор милиции Панкратов.

— Саша, наша партия должна быть кристально чистой, поэтому сор из избы выносить не следует.

— Это не ваши слова, — помолчав, сказал Родин. — Вы хоть и член партии, но так не думаете.

Скоков смущенно кивнул.

— Верно. Это сказал Панкратов. Поэтому заявление свое забери и поговори с Кудимовой…

— Она с характером — не согласится.

— Тогда вас обоих не допустят даже к защите дипломов, и все пят! лет учебы — коту под хвост!

— Это вам тоже сказал Панкратов?

Скоков раздраженным жестом сунул в рот папиросу.

— Саша, ты должен понять: Сталин хоть и умер, но дело его живет. Вот когда оно развалится, тогда на эту тему мы с тобой и поговорим. Понял?

— Допустим. — Родин встал. — Я свое заявление заберу. А Кудимова… В это здание она больше не войдет.

— Я переведу ее в уголовный розыск районного отделения милиции. У меня там друг работает.

Кудимова согласилась забрать заявление только тогда, когда Родин, исчерпав весь свой талант красноречия и убеждения, сказал, что свидетелем выступать не будет. Другого выхода у него, к сожалению, не было.

С этого дня их отношения затрещали по всем швам. Рита хоть и здоровалась с Родиным, но смотрела на него при этом холодно, печально и равнодушно — так смотрят обычно на приговоренного к смерти. Родин тяжело переживал разрыв с любимой, потом смирился, а когда после долгих лет отчуждения взгляд Риты наконец потеплел —