— Шарады разгадываю. — Климов распечатал пачку «Мальборо», которую ему преподнесла Кудимова, закурил и выпустил под потолок колечко дыма. — А шарады эти нам преподносят киллеры — они убивают в Москве, а труп вывозят за город. И получается дьявольская неразбериха: УВД Московской области имеет неопознанный труп, а московская милиция ищет пропавшего без вести человека. А убийца уже и не убийца — неопознанный летающий объект. Вы когда-нибудь видели эти проклятые НЛО?

— Только по телевизору, — усмехнулся Скоков.

— И я не видел. — Климов зло пристукнул кулаком по столу. — А начальство мне: найди! Вот я и ищу: ветра в поле.

— А я видел, — сказал Яша. — На Севере…

— Ты много чего видел, — оборвал его Климов. Он выхватил из рук Смородкина предпоследний номер «МК», в котором ИТАР-ТАСС сообщал о злодейском убийстве в Екатеринбурге члена Государственной Думы, председателя Партии Национального Единства России Кариновского Андрея Романовича, и спросил, обращаясь к Скокову:

— Читали?

— И даже очень внимательно.

— Так вот, заместитель министра МВД России Редькин думает, что дело Крайникова — Горлова, которые взлетели на воздух в кафе «Аист», взаимосвязано с убийством Кариновского, и приказал важнюку Можейко, следователю прокуратуры РФ, доказать это или… опровергнуть. Можейко опровергнул и получил… благодарность. А я, как всегда, — в дерьме! О чем это говорит?

— О том, что Можейко работает на Редькина, — с обычной прямолинейностью бухнул Яша. — А вы, Константин Иванович, — под колпаком.

— Ты гений, Яша! Поэтому когда Родин будет связываться со мной или Смородкиным по телефону, следи за тем, чтобы он ничего лишнего не говорил. Понял?

— Понял, — ответил за Яшу Скоков, мгновенно сообразивший, кому именно было адресовано это предупреждение.

Климов тепло простился со всеми и, подхватив Яшу под руку, вы-шед в коридор.

— Я слышал, что Волынский перебрался в Москву. Это так?

— Не знаю, — ответил Яша. — Он мне не звонил.

— Если позвонит, то передай ему, чтобы обязательно связался со мной. Договорились?

Яша крепко пожал Климову руку и вернулся в кабинет. Скоков ощупал его цепким взглядом и спросил, обращаясь к Кудимовой:

— Марго, так ты согласна с нами сотрудничать?

— Я думала, вы меня уже в штат зачислили…

— Ты — посредник, Марго, а посредник получает у нас десять процентов.

— Я и на пять согласна. — Кудимова улыбнулась, и Родин, перехватив ее взгляд, задумчивый, пытливый, как бы проверяющий его мужскую состоятельность, спросил:

— Есть предложения?

— Я думаю, есть смысл взять в разработку участкового и начальника паспортного стола по старому адресу Добровольского — 2-й Спасоналивковский, дом шестнадцать. Там какое отделение милиции?

— Второе, — сказал Яша. — Мы с Родиным соседи. Это наш с ним родной район.

— Тогда вам и карты в руки, — кивнула Кудимова. — А Виктор Андреевич пусть займется агентством недвижимости «Онега» — кто там работает и как давно. Предлог — подлинность документов Добровольской и Глазова.

— Согласен, — сказал Скоков и, увидев, что Кудимова поднимается, спросил: — Может, останешься с нами поужинать?

— У вас так принято?

— Когда киношники начинают снимать кино, — моментально влез Яша, — то они на счастье разбивают бутылку шампанского. А мы ее — выпьем!

ГЛАВА 2

Родин оказался прав: Добровольский решил провести собственное расследование. К этому его подтолкнули два обстоятельства: наличие свободного времени и сжигающий душу гнев авторитета — кто посмел наехать на его мать? Кто?

Добровольский догадывался «кто» и был уверен, что найдет обидчика. И накажет. Сурово накажет. Но торопливость в таких делах может только навредить. Поэтому главное — невозмутимость и спокойствие. И строгий анализ сложившейся ситуации. Это железное правило игрока. Оно его не раз выручало, не подведет и сегодня. А менты… Они так, для подстраховки. Кто может дать гарантию, что человек, против которого ты играешь, менее талантлив и ловок?

По дороге к метро Добровольский зашел в сберегательный банк и перевел на счет агентства «Лучник» деньги. Затем купил в коммерческой палатке четыре банки немецкого пива и поехал домой.

В квартире было чисто, прохладно, уютно. Добровольский сбросил пиджак, отпустил галстук и, выпив пива, прошел в комнату матери. Взгляд остановился на секретере. В нем Екатерина Васильевна обычно хранила документы, письма, дорогие сердцу безделушки, которые связывали ее с дальними и близкими родственниками. Добровольский повернул ключ и открыл дверцу. Первым в глаза бросился семейный альбом. Он бережно взял его, положил на журнальный столик, стоящий рядом с кроватью, сел, осторожным движением откинул обложку и… замер: с большой, любительской фотографии на него смотрели отец и мать, спокойные, счастливые, уверенные, что их мальчика, который сидел перед ними на горшке, ожидает блестящее будущее. «Извините», — пробормотал Добровольский, повалился на подушки, прикрыл глаза и с головой нырнул в свое радостное и грешное детство…

Игорь Добровольский рос парнем тихим и впечатлительным. И наблюдательным — мог с одного взгляда определить настроение отца, матери, учителей и пользовался этим Божьим даром умело, расчетливо и внешне вполне пристойно. Например, заметив, что учитель более чем благодушен, он рвался к доске и легко зарабатывал пятерку, но скрывал ее и показывал родителям только по пятницам, когда их лица светились счастьем предстоящего двухдневного отдыха.

Кроме наблюдательности, Игорь Добровольский обладал еще феноменальной зрительной памятью. Однажды — Игорь учился тогда в девятом классе — мать рассыпала коробок спичек. Сын глянул на пол и через несколько секунд изрек: «Ворье!» «Кто?» — Мать удивленно вскинула брови. «Не знаю, — пожал плечами сын. — Но спичек в коробке должно быть пятьдесят, а здесь только тридцать девять». Екатерина Васильевна быстро собрала спички и, убедившись, что сын прав, ахнула: «Игорь, у тебя талант, ты должен его развивать!»

Игорь снисходительно улыбнулся. Он уже давно развивал свой талант, но опять-таки с выгодой для себя. На спор со школьными друзьями делил и умножал четырех- и пятизначные цифры на двузначные, смеясь, набирал полную горсть монет, пренебрежительным жестом бросал их на землю, секунду-другую рассматривал — много ли серебра, стоит ли игра свеч, — отворачивался и… Ему было только шестнадцать, но он уже понял, что отъем денег у населения должен походить на веселый спектакль. Игорь был неплохой актер, поэтому устроить небольшое представление перед сверстниками особого труда для него не составляло. Он пристально изучал свои растопыренные пальцы, падал на колени, вздымал руки к небу, закатывал глаза и что-то шептал, беззвучно шевеля губами. Затем резко хлопал ладонью о ладонь, вскакивал й с очаровательной улыбкой называл количество монет. И всегда правильно. А если ошибался, то только для того, чтобы не убить у друзей боевой дух и дать им возможность в следующий раз