— Счастливы? Я ухожу.

Они мутно посмотрели на нее, когда она со стуком поставила свой стакан на стойку.

После того как она вышла на улицу, швейцар вызвал ей такси. Утром она позвонит в «Трипл-Эй», потребует решить проблемы с сальником, и они отгонят машину обратно в Шерман-Оукс. Может быть, это счастье, что она увидела Джека по телевизору в комнате ожидания в «Джиффи Льюб» и это заставило ее спасаться бегством. И может быть, это счастье, что она по-прежнему одинока. И может быть, девушка, лизавшая яйца Винса Вона, все еще в городе, так что ей будет с кем пообщаться, в то время как все, кого она, черт побери, знает, женятся или выходят замуж.

Проснувшись, Зейди проглотила две таблетки экседрина, договорилась, чтобы забрали ее машину, и занялась кофейником. Она проклинала каждый раз то обстоятельство, что занятия в школе начинались смехотворно рано, когда у нее было похмелье. У ее учеников в 8 часов утра тоже были не совсем ясные глаза. Чем плохо, если занятия будут начинаться в полдень?

В ее квартире уже было жарко из-за солнца, проникавшего через задвижную стеклянную дверь. Она открыла ее, чтобы впустить хоть какой-нибудь ветерок сквозь семь кактусов в горшках, стоявших на балконе рядом с потертым холстяным шезлонгом и ржавым хибати[2], никогда не использовавшимся. Ее мать настаивала, что в один прекрасный день ей захочется что-нибудь зажарить, но этот день пока что был еще впереди. Зейди в основном заказывала тайскую еду с доставкой или покупала готовые салаты в гастрономе. Зачем готовить, если существуют опытные профессионалы, уже сделавшие это за тебя?

Соседский чесоточный кот срыгнул на ее шезлонг с верхушки стены, разделявшей их балконы.

Затем он побежал внутрь ее квартиры, совершая там быструю экскурсию. Зейди замахала на него кухонным полотенцем:

— Брысь! Пошел вон! Здесь для тебя ничего нет.

Удовлетворившись осмотром всех шестисот квадратных футов, кот вернулся на балкон и снова залез на стену. Зейди закрыла за ним дверь. Не то чтоб ей не нравились кошки, но конкретно этот кот по крайней мере дважды нагадил на ее шезлонг, и она не испытывала особого желания позволить ему подобным же образом украсить ее белый с желтоватым оттенком диван. Она купила его на деньги, полученные под залог обручального кольца. А это означало, что каждый раз, как она на него садилась, ее снова охватывала ярость. Но по крайней мере эта ярость придавала сил. Этих сил было явно недостаточно, чтобы что-нибудь сделать, но, во всяком случае, ярость больше бодрит, чем отчаяние.

В последнее время ее эмоции состояли из гнева, уныния или бесчувственности, и она хотела это исправить, но не очень хорошо знала, как к этому подступиться. Люди говорили ей, что нужно время. В книге «Как пережить разрыв», которую ей дала мать, говорилось, что следует вести дневник и выражать чувства на бумаге. Почему, черт возьми, она должна записывать, что в данный момент чувствует, — это было выше ее понимания. Ей бы хотелось, чтобы существовал какой-нибудь способ достать одну из тех ароматических палочек, при помощи каких ее соседка по комнате в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, хиппи, избавлялась от отрицательной энергии, и обкурить ею все мысли в голове, до тех пор пока не уйдут навязчивые чувства. Она не хотела «бороться с этим» или «позволить времени излечить ее от этого». Ей хотелось нажать клавишу «удалить».

До Джека она смотрела на романтические отношения оптимистично. Не важно, с каким количеством засранцев, сукиных сынов и маменькиных сынков она встречалась до того. Она всегда была уверена, что ее ждет одна-единственная большая любовь. До тех пор, пока не встретила его, а он оказался полной задницей. Теперь идея поисков другой большой любви стала малопривлекательной. Что ей делать с двумя диванами?

К счастью, Джек так и не переехал к ней жить. У нее дома нельзя было держать собаку, а у него был желтый Лабрадор, которого он спас из пруда, и его он любил больше, чем собственную мать. И естественно, больше, чем Зейди, — теперь это стало ясно. А Зейди так и не переехала к нему, потому что это была чертова дыра. Они собирались подыскать себе квартиру, чтобы жить вместе, но через месяц после того, как они обручились, Джек получил роль в «Днях» и купил себе дом. Зейди должна была переселиться туда после медового месяца. Хорошо, что она не разорвала договор аренды.

Добравшись до школы, Зейди оставила машину на учительской парковке и пошла по двору, мимо буддийского садика с его изысканным водопадом. Ее класс находился в главном здании в стиле Ай-Мин Пэя, недавно перестроенном в соответствии с канонами фэн-шуй французом с маленькой обезьянкой, все время сидевшей у него на плече. Вероятно, они заплатили ему больше, чем Зейди получила за пять лет.

Окна ее класса выходили на кормушку для колибри, которую обслуживали самые что ни на есть скупые подонки из королевства орнитологов. Дальше шел каньон с разнообразными экзотическими деревьями и каким-то домом. Ее успокаивала мысль, что если школьники заскучают на ее уроке, по крайней мере они могут полюбоваться красивым видом из окна.

Когда Тревор пришел на шестой урок, Зейди старалась отвести от него глаза, но на нем была обтягивающая майка и одна из тех симпатичных маленьких шапочек «бакет» на светлых, до плеч волосах серфера. Она как будто попала в ад. Что в жизни может быть хуже, чем желание переспать с восемнадцатилетним парнем? Должно быть, это гормональное. В прошлом ее никогда не привлекали ученики. Может, существует таблетка, которую можно принять, чтобы прекратить все это?

— «Гроздья гнева». Что вы думаете? — Она оглядела ухоженные лица подростков.

Даниэль подняла руку.

— Немного угнетающе.

Даниэль была дочерью человека, владевшего телекомпанией.

— Что там подействовало на вас угнетающе?

Даниэль нравилась ей, и она втайне надеялась, что та не скажет ничего такого, что можно будет повторять за коктейлем «Маргарита» с другими учителями.

— У них не было дома. Они не могли найти работу. У них не было еды. А что там не угнетающе?

Слава Богу, она не сказала: «У них не было чемоданов «Прада»». Никогда не знаешь, чего ожидать от детей богачей. У некоторых из них были такие родители, что становилось понятно: они знают, как работает мир, — а некоторых родители держали в Малибудо шестнадцати лет, пока же не сядут за руль и не переедут в собственный дом.

После беседы о бедности и ее влиянии на человеческую душу Зейди отпустила класс, задав им на выходные прочитать, еще пять глав, так чтобы в понедельник она могла их опросить. Когда зазвонил звонок, к ней подошел Хорхе:

— У папы сегодня премьера, и мы на все выходные уезжаем в Маммот кататься на лыжах, отмечать. У меня не будет времени прочитать.

Зейди привыкла к отговоркам: частично они были находчивы, частично — просто вранье, но отец Хорхе был режиссером первого ранга, он бросил мать Хорхе, когда тому исполнилось пять лет, и с тех пор сменил уже три жены. То обстоятельство, что Хорхе идет на премьеру, было важным. Как часто подросток получает возможность гордиться своим отцом? А то, что он проведет выходные, катаясь на лыжах, — просто колоссально. Его отец был, откровенно говоря, мерзавец, души не чаявший в своих трех младших детях и трех младших женах.